– Я смотрю и вижу раздроблённое от вины сердце, доброе сердце. Я верю в него, как и в то, что Рафаэль по своей воле никогда и пальцем бы её не тронул. И то, что я видела на стене, явное подтверждение тому, как сильно болит его душа за Миру, не за себя, а за неё. И она должна об этом знать. Пока она не поймёт его, он себя не простит. Пока они оба не разберутся в каждой минуте, произошедшей с ними, ситуация будет ухудшаться. Мира во второй раз стала жертвой насилия, и не должна была так легко прощать Рафаэля, но она это сделала, потому что любит его. Если бы нет, то не страдала бы сейчас, и Рафаэль был бы уже за решёткой, потому что не имеет богатых родителей, готовых прикрыть его зад. А она терпит, изводя себя, и думает о нём. Ей плохо, потому что Рафаэля нет рядом, и Мира даже не знает, из какого ада он выбрался. Пусть это в ваших глазах будет выглядеть низко, но я считаю, что он обязан ей рассказать всё так, как было, и о том, через что ему пришлось пройти, чтобы добиться правосудия, – уверенно отвечает Сиен, возвращая своё внимание на меня.
– Я знаю, что тебе сложно, но вам нужно пройти это вдвоём. Между вами очень много недосказанности и недоверия. Влюблённый человек наиболее раним и слаб в своих чувствах и в восприятии ситуации, но если любовь жива, а она жива, я уверена, то честность и откровенные признания в своих страхах и боли помогут вам. Если вы будете поодиночке, то вас раздавят. Саммер скоро вернётся, и она не оставит всё так, как есть. Флор вышибли из игры, Оливер затаился, но есть другие, их много. И кто, как не ты, сможет вычислить их и сообщить ей. Один человек ничего сделать не может, а несколько уже могут вести войну. Но для начала ты должен объявить войну несправедливости и страху, который есть в тебе, а дальше, когда с этим будет покончено, не дать им снова разрушить ваши чувства, – Сиен мягко дотрагивается до моего плеча и поглаживает его, словно подбадривая. Смотрю в её добрые и сверкающие от слёз глаза и хочу верить её словам, но я так боюсь снова что-то натворить. За неё боюсь.
– Что я могу ей дать? Ничего. Зачем бороться за то, что вынудит Миру превратить свою жизнь в кошмар и борьбу за настоящее выживание и поиск куска хлеба? – Горько шепчу я.
– Тебя это не остановило, когда ты влюбился в неё и строил планы, верно? Так зачем сейчас ищешь жалкие причины и демонстрируешь трусость? Это не ты, Рафаэль, это твоя боль говорит за тебя, как и страх того, что ты всегда будешь отвергнут. Но, чтобы узнать об этом, надо что-то предпринять и ковать железо, пока горячо, пока эмоции на пике, и сознание ещё не смирилось с поражением. А потом уже будет слишком поздно, ведь в некоторых случаях время совсем не играет на руку, а только расширяет пропасть, которую никогда не преодолеть. Мне пора идти, хотя вряд ли Мира, вообще, заметила моё отсутствие, но её номер – шестьсот одиннадцать. И мы здесь будем до завтрашнего вечера, не потеряй возможность изменить всё, но не тем способом, который ты выбрал первоначально, а другим – честностью. Боль не даст тебе ничего хорошего, а настойчивое и вынужденное признание во всём поможет и ей, – девушка, кивает мне и, показывая затем язык Белчу, отходит от столика, направляясь к своему. И я наблюдаю, как она подходит к одному из высоких кресел и, улыбаясь, предлагает Мире чай. Но видимо, она отказывается от напитка.
– Не надо, Раф, не надо. Давай, соберёмся и уедем, так будет лучше. Сиен вряд ли осознаёт, в каком вы оба состоянии, и твоя правда в том, что мы понятия не имеем, как это «быть на вашем месте», – поворачиваю голову к Белчу.
– Я боюсь, – тихо признаюсь и сажусь обратно. Ноги отчего-то начинают дрожать, раны сильнее ноют и зудят, и хочется раздирать их ещё и ещё… пока нарастающая паника и желание подойти к ней затмевают рассудок.