Она боролась со своим нарастающим криком, когда ее сила уходила, словно сдирая кожу с ее костей. Точно, как Каирн делал это, восхищаясь. Она пережила его. Вырвалась из лап Маэвы. Она пережила их обоих. Сделала это. Чтобы приехать сюда.
Но она была не права.
Она не могла этого вынести. Не могла пережить это, эту потерю, боль и растущее безумие, когда новая истина стала ясна: они не покинут это место. Все равно ничего не останется. Они растворятся, туман растворится в тумане вокруг них.
…
Это была агония, которую Дорин никогда не знал. Распутывая нить за нитью.
Элена сказала, что форма Замка не имеет значения. Это могли быть птицы, меч или цветок для всего этого места, для этих ворот, о которых нужно позаботиться. Но их умы, то, что осталось от них, когда они истощались, выбрали ту форму, которую они знали, ту, которая имела больше всего смысла. Глаз Элианы, рожденной свыше — Замок снова.
Аэлина начала кричать. Кричать и кричать.
Его магия вырвалась из этого священного, совершенного места внутри него.
Сделав это, они умрут. Это убьет их обоих. Они пришли сюда отчаянно надеясь, что оба уйдут.
И если они не остановятся, если они не остановят это, то оно и не остановится.
Он пытался пошевелить головой. Пытался сказать ей.
Его магия вырвалась из него, Замок пил его силу, которую нельзя обуздать. Ненасытный голод, который их поглотил.
Аэлина теперь рыдала — рыдала сквозь сжатые зубы.
Скоро. Вскоре замок захватит все. И это окончательное уничтожение будет самым жестоким и болезненным из всех.
Могут ли боги заставить их смотреть, как они заберут душу Элианы? Будет ли у него даже шанс, возможность попытаться помочь ей, как он и обещал Гэвину? Он знал ответ.
— Остановись.
Дорин услышал слова и на мгновение не узнал говорящего.
Пока человек не появился из одного из этих невозможных, но еще возможных дверных проемов. Человек, который выглядел так, словно был сделан из плоти и крови, какими они были, и все же мерцал по краям.
Его отец.
Глава 95
Там стоял его отец. Последний раз Дорин видел его на мосту в стеклянном замке.
Его лицо светилось добротой, человечностью. Но в глазах отца сын видел горе. Ужасное, мучительное горе.
Магия Дорина пошатнулась.
Даже магия Аэлины замедлилась в возникшей тишине.
— Остановись, — выдохнул мужчина.
— Это нельзя остановить, — ответила Аэлина.
Его отец грустно покачал головой.
— Знаю. То что началось, нельзя остановить.
Дорин осознавал. Перед ним его отец.
— Нет. Нет, ты не можешь быть здесь.
Мужчина удивленно посмотрел вниз, в сторону Дорина. На секунду сконцентрировался на том месте, где мог быть меч.
— Разве не ты вызвал меня?
Дамарис! Он взял Дамарис в кольцо Вэрда. И отец, оказалось, все еще существовал в их мире.
Сейчас Дорину открылась еще одна правда. Много ли их откроется до его конца?
— Нет, — ответил Дорин. Перед ним был человек, который считался его отцом. Но сколько же он причинил горя!
Его отец поднял руки в мольбе.
— Мой мальчик, — выдохнул он.
Но Дорину нечего было сказать. Он ненавидел отца и вовсе не желал его видеть.
Тогда король перевел взгляд на Аэлину.
— Позвольте мне это сделать. Позвольте мне закончить.
— Что? — сорвалось с губ Дорина. — Тебя не выбирали.
— Безымянность — моя цена, — проговорил король.
Аэлина по-прежнему продолжала создавать Замок.
— Безымянность — моя цена, — повторил король. — Что касается знака бастарда — не такой уж я и хороший, да? Как меня зовут?
— Это смешно, — начал Дорин сквозь зубы. — Твое имя…
Но вдруг обнаружил, что в его памяти нет имени. Лишь зияла пустота.
— Ты, — потрясенно выдохнула Аэлина. — Тебя зовут… я не знаю! Я не знаю его?
Ярость Дорина мгновенно успокоилась. В этот момент его душа словно отделилась от него, как и его отец, стала второстепенной.
— Эраван забрал мое имя. Стер его из истории и из памяти. Оно может быть использовано только один раз. Все для того, чтобы я был верным слугой. Не знаю, как меня зовут. Я давно уже потерян.
— Безымянность — моя цена, — задумчиво пробормотала Аэлина.
Дорин посмотрел на отца. Так, будто впервые увидел. В эту минуту он многое понял.
— Мой мальчик, — прошептал отец. И сколько же чувства увидел Дорин в этих глазах!
Его отец должен был попробовать. Человек, у которого отняли все, но который так до конца и не преклонился перед Эраваном.
— Я хочу тебя ненавидеть, — всхлипнул Дорин.
— Я знаю, — покорно кивнул отец.
— Ты все разрушил, — слезы потекли по лицу юного короля, и он не мог их остановить.
— Прости. Прости за все, Дорин, — прошептал отец.
И он сказал то, что Дорин не ожидал услышать. Отпустить его. Бросить в том адском мире. Вот что он должен сделать.
Он действительно не до конца осознавал, что такое Морат. Для кого он похоронил ту комнату ошейников и ненавистную гробницу вокруг них.
— Извини, — снова сказал отец.
Ему не нужно было никаких слов.
— Позволь мне оплатить этот долг, — подходя ближе, повторил король. — Позвольте мне сделать это. Кровь Мэлы течет во мне, не так ли?