Королевство пепла. Союзники и противники. Боги и Врата

Рован вновь склонился над книгой и с прежним усердием стал всматриваться в Знаки Вэрда, пытаясь прочесть и ухватить смысл. Аэлина знала: он готов сидеть так часами. Если понадобится – пересматривать и перечитывать заново.

Другой способ. По сути, выход из «игры богов» для нее и Дорина. Освобождение от всего, что бы ни потребовалось им для создания Замка и запечатывания Врат Вэрда. Отчаянная, глупая надежда.

Время шло. Стопки непросмотренных книг таяли. Пришел Фенрис и тоже стал листать книги из Торра-Кесме. Вид у него был крайне серьезный, что, однако, не способствовало успеху поисков.

Когда сундук опустел, когда Борта откровенно клевала носом, а Рован мерил шагами пол шатра, Аэлина сжалилась над соратниками и сказала, что пора возвращаться в крепость. Себе она твердила, что время потрачено не зря, хотя тяжесть на душе говорила обратное.

Эстфол-старший не покидал кабинета. Там его Шаол и нашел – взъерошенного от гнева.

– Ты не имеешь права отдавать дикарям ни клочка аньельской земли, – прошипел отец, когда Шаол въехал в кабинет и закрыл дверь.

Эстфол-младший решил обойтись без дипломатии.

– У меня есть все права, и я это сделаю, – сказал он, скрещивая руки на груди.

Отец вскочил со стула. Руки его уперлись в истертое сукно стола.

– Ты готов плюнуть на память бесчисленных поколений аньельцев, которые сражались и умирали, оберегая наши земли от грязных дикарских лап?

– Если небольшой участок земли избавит ныне живущих аньельцев и их потомков от необходимости сражаться и умирать, души предков, по-моему, будут только благодарны.

– Это же зверье! Мозги у них как у малых детей. Даже хуже. Они не способны к упорядоченной жизни!

Шаол вздохнул, ссутулившись в кресле. Это только цветочки. Ему придется всю жизнь вести подобные разговоры. Должность главного королевского советника обязывала встречаться с правителями разных уголков Адарлана. Если, конечно, он останется в живых, равно как и Дорин, назначивший его своей правой рукой. Подумав об этом, Шаол сказал:

– Войн без жертв не бывает. А нынешняя война требует куда более серьезных и тяжелых жертв, чем земли, отданные племенам с Белоклычьих гор. Скажи спасибо, что это твоя единственная жертва.

Эстфол-старший вдруг усмехнулся:

– А что, если мы с тобой заключим сделку?

Шаол округлил глаза. Ему захотелось развернуть кресло и покинуть кабинет.

Отец помахал листком пергамента:

– Хочешь знать, что твой братец мне написал?

– Что бы он ни написал, к союзу с дикарями это отношения не имеет, – ответил Шаол, разворачивая кресло.

– Не торопись. Послушай… «Надеюсь, Аньель сгорит дотла. И ты вместе с ним». – Эстфол-старший скорчил гримасу. – И это все. Хороши же у наследника чувства по отношению к его наследию. Если он не желает защищать Аньель, какая участь ждет город без тебя?

Отец зашел с другого бока, чтобы пробудить в сыне чувство вины и заставить пойти на попятную.

– Могу побиться об заклад: отношение Террина к Аньелю неразрывно связано с его чувствами к тебе.

Эстфол-старший снова сел.

– Жаль, что ты не представляешь, какие беды обрушатся на Аньель, если ты не сумеешь защитить город. Потому, сынок, я и предлагаю тебе сделку. Хотя прекрасно знаю, как ты выполняешь уговор.

Шаол принял удар.

– Я достаточно богат и не нуждаюсь ни в каких твоих сокровищах.

– Ни в каких? – переспросил отец, указывая на сундук возле окна. – А как насчет того, что несравненно дороже золота?

Шаол молчал. Отец подошел к сундуку, достал из кармана ключ, открыл скрипучий замок и поднял тяжелую крышку. Шаол подъехал ближе.

Сундук был доверху заполнен письмами. И на каждом – его имя, выведенное изящным почерком.

– Она узнала про содержимое сундука. Буквально накануне вестей о моратской армии, двинувшейся на Аньель. – Отец язвительно и холодно улыбнулся. – Надо было бы их сжечь, но что-то подсказало мне не делать этого. Я их сохранил. Думаю, как раз для этого момента.

Все эти письма мать писала ему.

– С какого времени? – тихо спросил Шаол.

– Со дня твоего отъезда.

Улыбка Эстфола-старшего стала еще язвительнее.

Мать годами писала ему письма. Он не получил ни одного и считал, что она просто не желает общаться с сыном-отступником. Было и другое объяснение: она боялась вызвать гнев отца и потому смирилась.

– А мать ты убеждал, что я просто не хочу ей писать, – догадался Шаол, удивляясь спокойствию своего голоса. – Ты не отсылал материнские письма ко мне и уничтожал мои.

Отец закрыл и запер сундук.

– Для твоей матери это так и выглядело.

– Зачем? – только и мог спросил Шаол.

– Я не мог позволить тебе покинуть Аньель и отвергнуть наследное право без, так сказать, последствий.

Шаол вцепился в подлокотники кресла, иначе его руки потянулись бы к отцовскому горлу.

– Думаешь, сундук с материнскими письмами заставит меня пойти на сделку с тобой?

– Ты склонен к сентиментальности, – усмехнулся отец. – Я же вижу, как ты ведешь себя со своей женушкой. Материнские письма тебе явно дороже каких-то дикарей. Так что мои надежды отнюдь не беспочвенны.

Шаол смотрел на отца, моргнув всего один раз, словно это движение могло унять гневный гул, наполнявший его сердце и голову.