Королевство (СИ)

Этот сутенёр одевался так же, как и окружающие нас бедняки, был худым и бледным. При этом на лице мужика красовался огромный красный нос и от него несло несвежим перегаром. Если присмотреться, забулдыге было лет двадцать семь, но в том ужасном виде, в котором он предстал перед нами, можно было дать ему все сорок пять. У сутенёра дрожали руки. Видимо, на полученные деньги мужик планировал опохмелиться. А учитывая подобный контингент в принципе, то просто заново нажраться.

— Я и Алиса. — сказала своему сутенёру девочка.

— Деньги мне. — протянул он свою немытую руку в мою сторону, глупо улыбаясь.

— А с чего я должен тебе платить? Ты, вообще, кто?

— Я? Она работает на меня. Не хочешь платить, катись дальше. — недовольно буркнул бухарик. Он хотел сказать что-то ещё, но словил от меня кулаком по морде, отчего упал на землю.

— Ублюдок, торгующий детьми.

С момента попадания в этот мир я сделал очень много плохих вещей: обманывал, грабил, убивал, унижал других людей, захватывал людей в рабство. Я, как и этот мужик, заставлял рабынь заниматься проституцией. А то, что я планировал сделать в будущем, вообще, могло поставить меня на один пьедестал с Муссолини и Гитлером.

Сначала я думал, что стал бессердечной скотиной уже здесь, в этом мире. Но у меня было много времени, чтобы понять, что это не так.

Просто в этом мире у меня наружу всплыло всё то дерьмо, которое было в душе раньше, ещё в моём мире. Я и там ненавидел людей и считал всех вокруг идиотами. Я и там давил на подрядчиков и манипулировал коллегами. Я и там частенько представлял себе, как разбиваю нос взбесившему меня человеку. Вот только у нас, на земле, есть более узкие рамки дозволенного — законы, поэтому все держатся в них, лишь немного, буквально одной ногой, ступая за эту грань.

А здесь? Здесь эти рамки гораздо шире, а возможности раскрыть совершённое тобой злодеяние очень невелики. В связи с этим я стал себе позволять чуть больше, потом ещё чуть больше, а потом ещё чуть больше… Пока не стал тем, кем я стал — скотиной, пекущейся лишь о собственных интересах и нарушающей ради этих интересов множество моральных норм.

Но я больше, чем уверен, что окажись на моём месте другие люди из моего мира — результат не сильно бы отличался. Мы, земляне, в большинстве своём сволочи, не заботящиеся о других, а лишь создающие вид благодетели. Я думаю, что девять из десяти людей были бы такими же, если не ещё большими сволочами, если бы им дали мои возможности и поставили перед ними мои задачи.

Хотя, может быть, я заблуждаюсь и лишь сужу других людей по себе? Не знаю.

Но одно я знаю точно: какой бы скотиной я ни был, у меня есть пунктик — я не мог мучить детей и не мог видеть их страдания.

При виде этой девочки, торгующей собой для какого-то мужика, мне стало не по себе.

— Папа! — девочка бросилась к валяющемуся на земле мужику и стала помогать ему подняться.

Обращение этой худышки к пьянчуге меня поразило настолько, что я замер столбом.

— Это твой отец? — шокировано спросил я ребёнка.

— Да, это мой папа. Больше не бейте его, господин, пожалуйста. — сквозь слёзы ответила мне девочка.

Мне стало плохо.

При одном взгляде на мразь, заставляющую заниматься свою малолетнюю дочь проституцией ради того, чтобы выпить, вызывала у меня желание придушить его прямо тут.

— Это твоя дочь? Как ты, тварь, можешь торговать своей собственной дочерью?

— Не твоё дело, ублюдок. Моя дочь. Что хочу, то и делаю!

Слова не соответствовали поведению мужика. Вроде бы он на словах и огрызался, но при этом жался, пытаясь спрятаться за девочкой, дрожа от страха.

— Где вторая девочка? Алиса?

— Не твоё дело. — пробубнило в ответ чмо, продолжая сжиматься за спиной дочери.

— Если прямо сейчас не приведёшь её сюда, то я убью тебя на месте.

На защиту этого червя опять встал ребёнок.

— Не нужно, господин, прошу. Я позову её, она на соседней улице.

Девочка побежала за сестрой.

Мужик было собирался пойти за дочкой, но я поймал его за плечо и, больно дёрнув за ключицу, поставил перед собой на колени.

— Тебя никто не отпускал. Будешь ждать здесь.

Пока мы ждали возвращения девочки, это ничтожество обоссалось и начало распространять вокруг запах аммиака, что заставило Грума окончательно выйти из себя и отойти от нас с Одэлис почти на десять шагов.

Через минуту оборванка вернулась с ещё одной такой же грязной оборванкой, но чуть младше.

Они точно были сёстрами, потому что внешнее сходство было поразительным. Глядя на подошедшую к нам Алису, можно было точно сказать, как два года назад выглядела её старшая сестра.

— Как тебя зовут? — обратился я к несчастному ребёнку, который вновь встал перед отцом на защиту.

— Элайна.

Вздохнув, я обратился к «образцовому папаше».

— Эй, мразь, за сколько продашь девочек мне?

— А? Чё?

— Ничё. За сколько продашь мне дочерей, спрашиваю? Не на ночь, а насовсем.

— Э? Ну, я…

— Вот ничтожество… — я сунул руку в один из мешочков, висевших у меня на поясе и наугад вытащил несколько монет, бросив их в грязь перед ногами — столько достаточно?