Королевство слепых

Вот те крест, чтоб мне не жить.

И теперь, пятьдесят лет спустя, он сидел в своем собственном доме, ощущая слабый запах печенья на арахисовом масле.

Потом он услышал за дверью тихий смех жены и дочери. Подумал о своем спящем внуке. Вспомнил сына Даниеля, невестку и двух внучек.

Он заглянул в глаза своего зятя. Заместителя. Друга.

В безопасности. И никаких сожалений.

Потом Арман посмотрел на свой стол и лежащую на нем книгу. Ту, которой в него в буквальном смысле швырнули сегодня.

«Человек должен страшиться не смерти, а того, что он никогда не начнет жить».

– Твоя прежняя комната, – сказала хозяйка.

Ее пухлявая рука с ногтями, желтыми от никотина, легла на дверь и толкнула ее; изнутри хлынул застоялый запах.

Несмотря на морозную ночь, здесь была духота, старые металлические батареи не регулировались. Они излучали тепло, которое только ускоряло тление. Запах был такой, будто здесь что-то разлагалось.

Вонь мочи никуда не делась. Как никуда не делись стоны, ворчание людей. Чувствующих, как ускользают их жизни. Уходят через их пальцы и в сточную канаву.

Хозяйка стала еще толще, еще рыхлее. Единственный зуб висел на ниточке резины и раскачивался, когда она фыркала от смеха, а от ее дыхания несло скотобойней.

Дверь закрылась, и Амелия услышала шаркающие шаги, удалявшиеся по коридору.

Она вдохнула через рот, пощелкала пирсингом по зубам, швырнула рюкзак с книгами на односпальную кровать. Она сожалела, что бросила книгу в Гамаша. Не о самом акте насилия. Он-то как раз доставил ей удовольствие. Шоке жалела о том, что у нее нет Марка Аврелия для компании.

Открыв дверь, чтобы уйти, Амелия чуть не перевернула швабру и ведро. Вероятно, их оставила хозяйка. Ее работа в обмен на комнату состояла в уборке. Здесь, казалось, ни разу не мыли после того, как она съехала.

«В жопу», – сказала она, перевернула ведро ногой, посмотрела, как жидкость растекается по коридору.

Это подождет. У нее были более насущные дела, чем ошиваться в этой вонючей дыре.

– Идем, – сказал Гамаш, и, к удивлению Жана Ги, к его разочарованию, он увидел, что Арман собирается не в кухню за добавкой шоколадного торта.

Гамаш пошел к двери, снял куртку с крючка.

– Вы куда? – спросила Рейн-Мари, поворачиваясь в их сторону.

– Прогуляться.

– В бистро? – спросила Анни, вставая, чтобы присоединиться к ним.

– Нет, вокруг площади.

Она вернулась на диван:

– Тогда пока.

Анри и Грейси понеслись к двери, предполагая еще одну прогулку, но Арман объяснил, что для них слишком холодно.

– А для нас – нет? – спросил Жан Ги, все же следуя за Гамашем.

Выйдя из дому, они направились по снежному туннелю к дороге. Потребности в фонарике не было. Вечер стоял ясный и тихий. Только снег хрустел под ногами в тяжелых зимних ботинках.

Шеф часто говорил: все можно решить прогулкой. Что же касается Бовуара, то он считал, что все можно решить в кухне с кусочком торта.

– Ну, уже готов?

– А?

– Ты прекрасно знаешь, что мы будем ходить и ходить кругами, пока ты не скажешь, что у тебя на уме.

– Ты…

– Тсс, – предостерег его Арман.

– Тсс ничего, – сказал Бовуар. – Я не чувствую ног, мои пальцы онемели. Нос смерзся, глаза слезятся от боли в пазухах.

– Тогда ты, вероятно, готов говорить.

– Это пытка, – сказал Жан Ги.

– Я не очень хороший палач, – сказал Арман дружеским голосом. – Поскольку я и сам здесь.

Хрусть. Хрусть. Хрусть.

Гамаш шел размеренным шагом. Его руки в варежках были сцеплены за спиной, словно температура не упала до абсолютного нуля, словно холод не сковывал ему лицо так же, как Жану Ги.

– Есть и еще кое-что, верно? Состоялась и еще одна встреча.

– С нашим банком. Мы собираемся купить дом.

Хрусть. Хрусть. Хрусть.

– Это вдохновляет.

Хрусть.

– Я не хотел вам говорить, пока мы не собрали все финансы, – сказал Жан Ги.

Как ему хотелось заткнуть себе рот. Прекратить врать.

– Понятно.

Арман остановился и закинул голову:

– Посмотри-ка, Жан Ги.

И он посмотрел.

И увидел северное сияние. Нездешний зеленоватый свет, заливавший вечернее небо.

Потом Жан Ги опустил голову и увидел, что Арман глядит на него. Лицо было ясным в необыкновенном пляшущем свете.

Он увидел собственное отражение в этих мягких глазах.

И ему было известно, что видел его тесть, когда посмотрел на него: человека в спасательной шлюпке. Который уплывает все дальше и дальше.

Глава пятнадцатая

– Может кто-нибудь сходить и разбудить Бенедикта? – спросил Жан Ги, раскладывая вилкой на сковороде бекон.

В кухне пахло свининой, копченной на кленовых поленьях, и свежезаваренным кофе. Готовы были и яйца.

Часы показывали четверть девятого, и солнце уже встало. А Бенедикт еще нет.

– Я схожу, – сказал Арман.

Он только что вышел из кабинета, сделав звонок по своим делам. Начал подниматься по лестнице, и вид у него был немного рассеянный, отсутствующий.

Они услышали стук в двери спальни, голос Армана:

– Бенедикт… Завтрак готов.

Потом снова стук.

– Эй-эй, петушок давно пропел.

Рейн-Мари улыбнулась. Сколько раз она слышала от Армана эти слова: «Петушок давно пропел». У двери их сына Даниеля.