Королевство слепых

– Мы узнаем, – проговорил Гамаш. – Даже если задействованы офшорные банки, «Касса», вероятно, сможет отследить деятельность Шаффера.

– Я поеду поговорить с молодым месье Шаффером, как только мы закончим. – Бовуар задумался на секунду. – И еще я попрошу агента Клутье привезти его на допрос.

Он позвонил, а когда отключился, произнес:

– Она уже приступила.

– Хорошо, – сказала Изабель. – Как она – освоилась?

– Да. Наконец. Она расстраивается, что не может проникнуть в ноутбук Баумгартнера и посмотреть его личные файлы. Мы все расстроены. Но мы не прекращаем попыток. Пробовали уже имена детей, матери. И отца. Все очевидные дела.

– Может, там не имя, – проговорил Гамаш. – Может, это цифра.

– Мы пробовали дни рождения детей, – сказал Бовуар. – Его день рождения. Но вы спрашивали про факты, шеф. От Бернис Огилви я узнал и еще кое-что. На сей раз не про Баумгартнера. Про Киндеротов. У пожилой пары с такой фамилией имелся счет в «Тейлор энд Огилви».

Пауза длилась, пока они осмысливали эту информацию.

– И вел его Баумгартнер? – спросила Лакост.

– Нет.

Она разочарованно вздохнула. Такая надежда была чрезмерной.

Но Гамаш подался к Бовуару. Он хорошо знал Жана Ги. Очень хорошо. И понимал, что сказанное им – не просто проходная реплика. Возможно, это была главная информация.

– Продолжай, – попросил он.

И Бовуар рассказал то, что узнал о Киндеротах от мадам Огилви. И об их завещании.

Жан Ги наблюдал за их реакцией и не разочаровался. Гамаш улыбнулся, а Лакост чуть не трясло от возбуждения.

Они втроем сидели за кухонным столом, как уже много раз сидели за множеством столов в Квебеке на протяжении многих лет. Пили крепкий чай и кофе, обсуждали страшные преступления.

Столько всего изменилось со временем, но суть оставалась прежней.

Бовуар обдумывал вопрос, который задала Бернис Огилви. Любил ли он, Бовуар, свою работу? Ответ, в котором он не сомневался, был «да». И любил он не только работу.

Старший суперинтендант Гамаш откинулся на спинку стула, на его лице появилось выражение крайней озабоченности. Потом он достал блокнот из нагрудного кармана.

– Вот что я получил вчера вечером, – сказал он. – От инспектора службы контроля Гунда из Вены. Я просил его отыскать исходное завещание.

– Написанное сто лет назад, – сказала Изабель.

– Сто тридцать. Барон Киндерот, Шломо, имел двоих сыновей-близнецов, – напомнил им Гамаш. – Он каждому оставил все свое состояние. Возможно, мы никогда не узнаем, почему он сделал это, но мы видим, какой эффект оно произвело. Его следствием явно стали обиды и смятение. Кто наследник? Я спросил инспектора, не может ли он поискать в австрийских архивах. И вот что он прислал.

Он надел очки, а Бовуар и Лакост подались поближе к нему.

– Это не дословное изложение, – предупредил Гамаш. – Мой перевод очень плох, но суть, я думаю, мне удалось ухватить. Я переправил текст знакомому, который знает немецкий, а пока нам придется обойтись тем, что есть. Оба сына, конечно, обратились в суд, и спустя несколько лет дело решилось в пользу одного из них – первого из родившейся двойни. К тому времени оба близнеца уже умерли, и наследники другого сына оспорили то судебное решение. Из-за неясности и сложности вопроса о том, кто родился первым, дело затянулось. Дело рассматривалось еще несколько лет, потом несколько лет ушло на вынесение решения, которое было в пользу предполагаемого младшего сына. Он работал в семейной фирме, а первый, кажется, по словам суда, был пройдохой.

– Сколько лет к тому времени прошло после смерти Шломо Киндерота? – спросила Лакост.

– Решение в пользу младшего сына, а теперь его наследников, было вынесено тридцать лет спустя после смерти Шломо. И опять семья старшего сына оспорила решение.

– А деньги? – спросил Бовуар.

– Они оставались в доверительном управлении, – сказал Гамаш. – Росли, но не тратились.

Лакост произвела быстрый подсчет:

– Тридцать лет. Это значит, на дворе уже год приблизительно тысяча девятьсот пятнадцатый.

– Точно, – сказал Гамаш. – Первая мировая. Судя по архивным данным, обнаруженным инспектором службы контроля, многие члены семьи были убиты, по крайней мере молодые люди. В Австрии царил хаос. И новую попытку семья предприняла уже только в тридцатые годы. К тому времени наследники одного из сыновей через брак приобрели фамилию Баумгартнер и переехали в Канаду. Киндероты остались в Австрии.

– Вот это дела… – протянула Лакост.

– Oui, – сказал Гамаш. – У меня есть только судебные решения. Я больше ничего и не просил и не уверен, можно ли получить более подробные сведения, но, кажется, один из Киндеротов пережил холокост и после войны приехал в Монреаль. В Европе, возможно, где-то остались и другие. Инспектор Гунд выясняет.

– Почему в Канаду? – спросил Бовуар.

– Не просто в Канаду, – заметила Лакост, – а в Монреаль.

– Где уже обосновались Баумгартнеры, – сказал Гамаш. – Это не может быть совпадением.

– Они искали семью? – спросила Лакост. – После случившегося в Европе даже далекая, даже неприятная родня была лучше, чем никакая. Может, это было какое-то инстинктивное движение.