– А что, нет? Хватит притворяться, Салони. В ту самую минуту, когда я с ним обручилась, ты полностью вычеркнула меня из своей жизни.
– Это
– А мне почему ничего не сказала?
Салони иронично рассмеялась:
– Я сказала! Только тебе не хватило ума меня услышать. Господи, слышала бы ты со стороны эту свою бесконечную трескотню про него и ту дурацкую историю со сгоревшим
– Ты ужасно поступала со мной тысячу раз.
– Ты это заслужила. Потому что ты – предательница.
Лампочка наверху, под стропилами, замигала и погасла. Салони поставила на сиденье между ними фонарь на солнечных батареях.
– Это я-то предательница? – возмутилась Гита. – Когда Рамеш… изменился… когда он начал меня бить, где была
Салони села, расправив плечи и подняв подбородок, – Гита определила бы это как боевую стойку, даже если бы не знала эту женщину всю свою жизнь.
– Простить? А кто сказал, что мне нужно твое прощение? Я…
– Ты должна была вспомнить обо мне, Салони. У тебя были друзья, семья, муж. А у меня не было никого. Я была одна, совершенно одна. Была и осталась.
– Откуда мне было знать, что тебя это не устраивало? Кто мог об этом догадаться? Ты вела себя так, будто у тебя дела лучше всех на свете!
– Эй, ты меня с собой не перепутала?
– Как будто это возможно, – высокомерно фыркнула Салони.
– И то верно. Ты же в два раза шире.
Салони выглядела так, словно готова была лопнуть от ярости. Но вместо этого она величаво нацелила перст в ночную тьму:
– Убирайся из моего дома.
– Я не в твоем сраном доме. У тебя воспитания не хватило даже на то, чтобы пригласить меня войти.
Салони издала очередное фырканье, преисполненное глубокого отвращения:
– Какая же ты зануда! Всегда такой была. Иди уже отсюда.
– О, с удовольствием. – Гита не снимала сандалии, поэтому не пришлось тратить время – четыре шага, и она оказалась на земле.
Бандит залаял, встревоженный разговором на повышенных тонах.
– Ты что, притащила свою грязную шавку ко мне в дом? – взвизгнула Салони.
– Ой, заткнись. Моя собака чище твоих детей!
Салони, вскочив, уперла кулаки в обширные бедра и одарила Гиту слащавой улыбкой:
– Идеальная парочка – две редкостные суки!
– Дура. Это кобель.
– Ты почему еще здесь вообще?
– Жалко, что Карва-Чаутх бывает не каждый день, а то лишний пост помог бы тебе похудеть хоть чуть-чуть.
–
– Высшая, блин, награда. Всем известно.
– Только не тебе.
Казалось, от их ярости искрит воздух. Гита свирепо прищурилась:
– О, как я тебя ненавижу!
– Я тебя ненавижу в два раза сильнее! И всем сердцем надеюсь, что Фарах грохнет тебя сегодня же ночью!
– Да уж лучше сдохнуть, чем еще раз увидеть твою жирную морду!
– Взаимно!
– Бандит! – взревела Гита. – Взять!
Салони охнула, но оказалось, что бояться ей нечего – в тот момент Бандит был озабочен изучением собственных гениталий.
Всю дорогу домой Гита клокотала от ярости. Сначала ее послал Карем, теперь Салони. Фантастика! Она в очередной раз продемонстрировала свою блистательную способность к общению с людьми. В каком таком временном помешательстве она решила обратиться за помощью именно к
Бедный Бандит был не готов к разбушевавшейся буре: когда они пришли домой, Гита принялась метаться по комнате, выкрикивая в адрес Салони такие эпитеты, которые раньше и шепотом не решилась бы произнести. В ассортименте были «долбаная свиноматка», «луковая жопа», «жирная мандавошка», «тухлое отродье гнилого семени», «ящерицын хер», «ящерицына пипка», «ящерицына дырка в заднице». Лишь исчерпав свои познания в анатомии ящериц, Гита замолчала и в изнеможении рухнула на кровать.
Бандит, парень сообразительный, предпочел пока из-под кровати не вылезать.
– Ладно, – прохрипела Гита в его адрес. – Черт с тобой. Ты такая же бесполезная тварь, как она.
14