Обстановку можно было бы назвать идиллической, если бы за решеткой камеры предварительного заключения, которая была отлично видна со двора, два офицера не избивали палками-
– Прекрати! Честное слово, не быть тебе звездой игры в покер. – И напутствовала напоследок: – Запомни: подстраивайся под меня, слушай внимательно. Веди себя естественно. Ты
«Поднимают висяки»?..» У Гиты возник вопрос, сколько серий «Си-Ай-Ди» успела посмотреть Салони, но думать над этим не было времени.
Старший офицер и головы не поднял, когда женщины приблизились. Не взглянул он на них, и когда Салони сказала, что их вызвали по поводу скоропостижной смерти мистера Даршана Вареша, – лишь отхлебнул из нового стакана чай, обмочив усы, и кивнул в сторону вынесенного во двор стола, за которым сидела… определенно женщина. Стол стоял сбоку от выкрашенного желтой краской главного входа, под навесом, между двумя открытыми дверями участка.
При виде копа женского пола у Гиты проснулась надежда. После того как Пхулан Дэви свершила свою месть в День святого Валентина, ее бросили в тюрьму. Тогда она уже была знаменитостью, обращались с ней лучше, чем с другими заключенными, и она даже подружилась с начальницей тюрьмы Киран Беди, которая впоследствии помогла Пхулан попасть в последний бастион людей с криминальным прошлым – в политику. Находясь в тюрьме, Пхулан ждала суда, который власти долгие годы откладывали, продолжая следствие. Но в конце концов все сорок восемь пунктов обвинения были сняты, и Пхулан нежданным, негаданным, нечаянным образом все-таки оказалась на свободе. После одиннадцати лет, проведенных в тюрьме без официального приговора, ее освободили и избрали членом парламента. Она оставалась в политике до самой смерти, вернее, до того дня, когда ее убили в возрасте тридцати семи лет. Но эту часть истории Королевы бандитов Гита предпочитала не вспоминать. Вместо этого она задумалась, как ей обзавестись собственной Киран Беди, верной союзницей.
– Э-э…
– Даршан Вареш. Да. Садитесь. Сейчас начнем.
Салони и Гита опустились на два шатких стула, пристроив дорожные сумки у себя на коленях. Лицо у женщины-офицера было суровое; черные волосы собраны в пучок, завязанный низко, чтобы на голову можно было надеть форменный берет. Она была молода – по прикидкам Гиты, не старше двадцати шести, – и прилагала немалые усилия, чтобы скрывать собственную красоту. На ее лице не было ни
Сушма Синха, ПСП[127], что-то увлеченно писала на бланке в красной папке. Ее рабочий стол – на самом деле складной столик, который Гита рассматривала, пока они ждали ее внимания, – был завален такими же папками, аккуратно связанными бечевками в стопки. И такой же бечевкой к папке была привязана шариковая ручка в пальцах ПСП Сушмы Синхи. Она прервалась на секунду, чтобы глотнуть воды из фиолетовой бутылки, и сделала это, не коснувшись губами горлышка и не пролив ни единой капли.
«Компетентная, – подумала про нее Гита, и надежда скисла, уступив место страху. – Очень, очень компетентная». Сушма Синха, ПСП, выглядела как женщина, помешанная на своей работе. При иных обстоятельствах это непременно понравилось бы Гите. Когда Сушма Синха, ПСП, продолжила эпистолярные упражнения, не удостоив и взглядом своих гостей поневоле, Салони с Гитой покосились друг на друга. Салони лишь пожала плечами, но Гита уже не могла выносить неопределенность.
– Э-э… офицер Синха, мэм?..
Сушма Синха, ПСП, вскинула свободную руку, выставив вверх указательный палец:
– Минуточку.