– Короче, такое дело… Я не могу дать тебе денег, к сожалению. Сама справляйся.
– Гита-а! – так же слащаво изумилась Фарах. – Не заставляй меня идти к копам!
– Иди. Я им скажу, что ты сама убила Самира.
– Это была
У Гиты сердце заколотилось как бешеное, в ушах зазвенело от злости.
– Так вот, значит, какой у тебя был план с самого начала? Уговорить меня помочь тебе, а потом шантажировать?
– Ну, не с самого начала, но потом ты меня выбесила, и пришлось… Ладно, не важно. – Фарах махнула рукой. – Я знала, что ты клюнешь. Тебе ведь нравится чувствовать себя нужной и полезной.
– Ты не бонобо, – медленно проговорила Гита.
Фарах озадаченно моргнула:
– Я не знаю, что это такое.
– Бонобо – это человекообразные обезьяны, у которых самки объединяются в группы, чтобы противостоять агрессивным самцам. Они ведут себя как союзницы. Ты так не умеешь.
– То есть я должна обидеться из-за того, что ты не считаешь меня макакой?
– Шимпанзе.
– Да без разницы.
– Я бы на твоем месте не была так уверена в себе, Фарах. Ты сожгла тело Самира. Это как-то подозрительно, тебе не кажется?
– Нет. Полиция считает, что это
– В любом случае, не осталось улик, связывающих меня с Самиром.
Фарах округлила глаза, всем своим видом изображая святую невинность:
– Кроме того разговора между вами, который я случайно услышала.
– Какого разговора?
– Ах, ты не помнишь? Ну, Самир вроде как сказал, что отберет у тебя деньги, а ты сказала, что убьешь его.
– Тогда почему же ты сразу не побежала в полицию, если подозревала меня в убийстве Самира? – подыграла ей Гита.
– Понятно почему. Ты, Гитабен, угрожала мне и моим детям. Что я могла сделать?
– Ты всё это серьезно?
Фарах заулыбалась, блеснув зубами:
– Убийственно серьезно!
«Как бы сейчас поступила Салони?» – подумала Гита и вспомнила:
Поэтому она любезно поинтересовалась:
– Должно быть, ужасно одиноко так жить, а, Фарах?
– Как «так»?
– Когда ты не такая, как все. – Гита приосанилась и продолжила с достоинством: – Я не только о том, что ты мусульманка, ведь это и так очевидно.
На лице Фарах впервые отразилось некоторое смятение:
– Правда?
Гиту охватило нервное возбуждение. Теперь она поняла Салони, которая в детстве стремилась быть не просто царем горы и королевой помойки, но главной задирой, той, кто всех держит в страхе. Неужели все люди, вырастая, сохраняют дворовые привычки?
– Ну конечно. Знаешь ведь, как бывает – люди привечают тех, кто похож на них самих, доверяют только тем, кто выглядит, как они, говорит, как они, ведет себя, как они. Ведь так… удобнее. Стереотипы неистребимы. А ты… Другие женщины тебя, конечно, терпят, но недолюбливают, верно?
– Ну да. То есть не все, а… некоторые. Мне так кажется. – Фарах с усилием выталкивала эти слова – по одному, неуверенно, рывками, как двигатель толкает машину, когда кончается горючее.
– Ага, некоторые, – покачала головой Гита и заулыбалась. – Да все подряд! Поэтому за помощью ты сразу побежала ко мне, верно? Ты знала, что тебя здесь не любят, и думала, что ко мне относятся так же, потому и выбрала меня. И в общем-то ты была права. Но… Было одно «но». Тебе не нужна была союзница или подруга, тебе нужна была жертва. А это ставит тебя на одну доску с Самиром.
– Что?! Нет, я…
– Это делает тебя даже хуже Самира. Недавно ты сказала мне, что я не Королева бандитов, и, наверное, ты была права. Но ты тоже не Королева бандитов. Ты Кусума.
– Кто?
Гита искренне рассмеялась:
– Ну ясное дело, откуда тебе о ней знать? Она не заслуживает места в истории. В большинстве книжек и фильмов ее попросту выкинули за кадр. Этакая Пхулан для бедных. Хотя сама Кусума называла себя
– Я…