Босыми ногами она прошлепала по лестнице для персонала, держась ближе холодной отштукатуренной стены, поднимаясь наверх. На втором этаже она замерла, как вкопанная, от очередного грохота фейерверка, как только все стихло, она рванула в открытую дверь гостевой комнаты, желая где-нибудь спрятаться.
Вернуться одной в свою комнату, сама мысль для нее казалась ужасающей. Ко всему прочему, а что если ее будет искать отец?
Согнувшись, поджав ноги к груди, обхватила себя за колени, прижимая их ближе. Отец, наверное, наткнулся на братьев. Он не мог пройти мимо них, поскольку спускался не по парадной лестнице.
И это пугало ее еще больше, нежели любой шум снаружи.
Спустя несколько секунд Эдвард поднимался по парадной лестнице, отец шел за ним, нависая как монстр. Почему-то, походка ее брат была нестабильной, а лицо серым. Отец же шел с прямой спиной, как церковная скамья, выражая полно неодобрение.
Где были двое остальных?
Ни слова не было произнесено, пока эта пара двигалась к двери люкса отца. Эдвард шагнул в сторону и открыл дверь, ввалившись в темную комнату.
— Ты знаешь, где лежат ремни.
Единственное, что произнес отец.
«Нет, нет, — подумала она. — Это неправильно… Эдвард ни при чем! Почему он….»
Дверь закрылась с грохотом, она дрожала от одной мысли, что может происходить за этой дверью.
Конечно, резкий звук удара ремнем последовал оттуда.
И снова.
Снова...
Эдвард никогда не плакал, и никогда не матерился.
Она знала это, потому что часто слышала такое.
Джин положила голову на согнутые тонкие руки и зажмурилась. Она не знала, почему ее отец так ненавидит Эдварда. Он не любил и всех остальных детей, но ее брат доводил его просто до белого каления.
Эдвард никогда не плакал.
Она плакала за него... и тогда она решила, что если ее отец ненавидит Эдварда, почему она тоже не может ненавидеть? Двое могут играть в эту игру.
И она выбрала того, кто в эту самую минуту держал ремень в руках.
Отныне она будет ненавидеть своего отца.
Оглянувшись, Джин обнаружила, что сидит на кровати, прижав колени к груди, и обхватив руками… словно она снова сидит в гостевой комнате, одетая в свою ночную рубашку Lanz, сохраняющую тепло, и то, что творилось в люксе ее отца пугало ее до глубины души.
Да, теперь он решил взяться за нее… Уильям Болдвейн никогда не давал ей повода пересмотреть свое решение. Его бизнес с Ричардом Пфордом всего лишь еще одна запись в очень длинном списке.
Но это было не самое худшее.
Самым худшим было то, что сотворил этот человек, но кажется только она подозревала его в этом, нигде не поднималась эта тема, не под крышей Истерли, ни в газетах.
Она была убеждена, что отец имел прямое отношение к похищению Эдварда.
Ее брат довольно часто ездил в Южную Америку, являясь американцем с соответствующим статусом, управленцем высшего звена, он всегда путешествовал с телохранителями и службой безопасности, предоставленной Би-би-си. При таких мерах безопасности никто даже не мог подойти к нему ближе на двадцать ярдов, и если учесть, что ее брата похитили… не по дороге к гостинице и не в отданной глухой местности.
А в гостиничном номере.
Как, черт возьми, такое могло произойти?
Первая мысль, которая тут же возникла у нее в голове, как только ей сказали о произошедшем, что ее отец приложил к этому руку.
Были ли у нее какие-то доказательства? Нет, не было. Но она провела свое детство, наблюдая за отцом, как он все время смотрел на Эдварда, будто презирал сам воздух, которым дышал этот ребенок. Когда Эдвард стал работать в компании, у нее сложилось впечатление, что отношения между отцом и братом стали еще больше прохладными, особенно, когда Попечительский совет предоставлял Эдварду все больше и больше прав.
Существует ли лучший способ избавиться от противника, чем убить его за границей? Таким образом, чтобы Уильям Болдвейн выглядел бы жертвой, играя роль отца, которого постиг такой «траур».
Боже, Эдвард был почти похоронен там… и когда он наконец вернулся? Он был в ужасной форме. Отец же был впереди — в центре всех СМИ, у членов Попечительского совета и семьи, но он ни разу не встретился с «разрушенным» сыном.
Позор. И как бы подтверждая ее мысль, существовало одно обстоятельство — Уильям Болдвейн пытался избавиться от своего соперника именно таким опасным методом, поскольку не мог его уволить… никогда.
Неудивительно, что она не доверяла мужчинам.
Неудивительно, что она никогда не выйдет замуж.
И уж однозначно, чтобы осчастливить своего отца.
15.
Когда Лиззи приехала в Истерли на следующее утро, ей потребовалось две попытки, чтобы поставить Yaris на парковку… это явно был результат ее душевного грустного состояния, учитывая, что ее автомобиль был величиной с велосипед. Выбравшись с водительского сидения, она порылась в сумке, выронив тюбик с солнцезащитным кремом, наклонилась, чтобы подобрать его с уже раскаленного асфальта, и поняла, что забыла захватить с собой ланч.
Она закрыла сумку.
— Черт…
— Ты в порядке, девочка?