– Ты чего это, Коль? Как ошпаренный примчался. – Анчутка колдовал над бурлящим котелком.
– Где продукты? С рынка я приносил же! Много было: молоко и мед, курица!
– Чего много-то, – выкрикнул откуда-то Андрей. Он показался из темноты с охапкой деревянных половиц в руках. – Масло я на хлеб сменял, у нас тут печи нет, чтобы пироги стряпать. А пшено с молоком вчера слопали. Ты же сам кашу ел, нахваливал. Из консервы последней Анчутка суп варит, вон кипит. Что случилось-то? Прибежал, кричишь…
Раздосадованный Колька только махнул рукой и шлепнулся с размаху на камень. Не получилось обрадовать мать. Ощущение было такое, будто бьешь по мячу, но вместо ворот попадаешь в окно. Замираешь и смотришь с тоской на осыпающиеся осколки.
– Коль, – растерянный Пельмень с ложкой в руке осторожно сделал шаг к товарищу. Тронул за плечо.
Кольку трясло от обиды за голодную мать, от злости на глупость свою. Мир вокруг был против него, ломала и кусала его жизнь, так что сил сопротивляться больше не было. От прикосновения теплой человеческой руки, осторожного дружеского жеста внутри поднялся мутный саднящий вал и выплеснулся бессильным криком. Пельмень уронил ложку, Анчутка бросился к ведру с водой, подлетел с полной пригоршней:
– Коль, ты чего? Болит где? Попей вот или умойся, легче станет.
Но Колька с размаху ударил по протянутым ему рукам, швырнул камнем в кипящий котелок. Пельмень взвыл от ярости, бросился спасать шипящее на камнях варево. Ухватился за горячий котелок и снова вскрикнул от боли.
– Ты, ты… Да я тебе! – Он повернулся к Кольке и начал наступать разъяренным медведем.
– Давай, врежь! Ну, бей! – выкрикнул Колька со слезами, задыхаясь от боли. – А лучше убей, чтобы все закончилось! От меня одни беды! В школе, дома, везде! Только уголовник из меня и выйдет. Убей, никто не заплачет! Обрадуются только!
Он развернулся и бросился в сторону дома, оставив беспризорников в недоумении у погасшего костра и разоренного ужина.
Глава 9
Утро после рейда участковых по школам для оперативника Акимова началось с неприятностей. На летучке от его рассказа о хозяйке ателье и осмотре формы учеников старший оперативной группы покраснел от злости, хлопнул пухлой папкой по столу:
– Больше ста ограблений! А бандиты ходят как по бульвару, только что нам в лицо не плюют. А вы за детьми бегаете! Запомни, Акимов, как говорит товарищ Сталин, «хулиганские детские шайки организуются и направляются бандитскими элементами из взрослых». Взрослого ищи, кто эти ограбления придумал и организовал. А искать подростка с оторванной пуговицей – только время терять. Может, и пуговица-то не бандитская, а давно под кровать улетела, у хозяев квартиры сын-школьник. Смотрю, рано тебе пока одному работать. Остапчук, бери новенького и дуйте на рынок, покажи ему, как работать надо. А то так над нами скоро смеяться будут. Бандиты уже людей убивают, а мы по школам бегаем.
С каждым словом шрам на голове Сергея наливался багровым цветом все сильнее, лицо же, наоборот, побледнело так, что выступили голубые венки на висках. На замечание начальника он лишь кивнул, резко надел фуражку и шагнул за бывалым Остапчуком.
На крыльце тот хлопнул по плечу приунывшего новичка:
– Не вешай нос, у нас такое регулярно происходит. Насчет ателье не расстраивайся, я об этой мадам наслышан. Она тебе ни слова про своих клиентов не расскажет, зачем ей деньги терять да еще, не дай бог, заточку в бок получить? Она их законы знает, вот и молчит. Сегодня на рынке найдем след, у убитого ордена были редкие. – Опер достал из кармана длинный список, сунул напарнику. Акимов пробежался глазами: офицерский орден Святого великомученика и победоносца Георгия; медаль «За храбрость»; золотой Георгиевский крест – да, это не привычные медали или планки орденов…
Рынок их встретил шумной суетой, говором продавцов, покупателей, зевак, нищих. На грубо сколоченных прилавках приезжие колхозники торговали снедью, которой Акимов давно не видал, питаясь на скудный карточный паек. Он засмотрелся на пестрое богатство из связок сушеных грибов и моченых ягод, на лотки с синими тушками кур, на пирамиды из крупных белых яиц. И не заметил, как Остапчук ушел вперед, к тихому пятачку торговой площади, где без зазывающих криков и похвал товару шла подпольная спекуляция золотыми украшениями, антиквариатом, в том числе и медалями.
Сергей замер перед столешницей, где выстроились бутылки с разноцветными настойками. Здесь шла ожесточенная торговля. Пузатый колхозник в ватнике недовольно морщился и цокал языком в ответ на мольбы трясущегося бледного инвалида без правой руки. В левой полуденное солнце выбивало россыпи искр из золотого креста с изображением воина, протыкающего змея:
– Ну будь ты человеком, давай за две бутылочки смородиновки, а? Он же стоит как все твои запасы.
– Не надобно мне ворованного, – цедил хозяин настоек.
А покупатель, измученный похмельной дрожью, продолжал умолять:
– Да не ворованный он. Вчера честно в карты выиграл, это же золото настоящее, довоенное. Ты что меня мучаешь, плохо мне, внутрях все ходуном ходит, подлечиться надо.