Короли городских окраин

И тут же волной нахлынул новый испуг: не сболтнул ли он чего лишнего? Когда следователь просил описать внешность похитителя, Яшка, смекнув, что никто, кроме него, не помнит Андрюшкиного лица, врал неторопливо, с сомнением, словно припоминая пережитое. Боялся сильно менять внешность друга, чтобы не заподозрили во вранье, оставил тот же цвет волос и рост.

Анчутка мысленно похвалил себя за находчивость и облегченно выдохнул, чувствуя, как приятно расслабляются скованные еще минуту назад мышцы, становятся легкими и верными движения.

– Николай! Коленька! – послышалось за спиной.

Анчутка не сразу обернулся на голос. Потом со страхом вспомнил, что в милиции из осторожности назвался другим именем.

Со ступенек крыльца спускалась потерпевшая:

– Коленька, можно я тебя буду так называть? Ты далеко живешь?

– Да, – в очередной раз соврал Яшка.

– На какой улице?

– Володарского.

– Это действительно очень далеко.

Женщина подошла ближе и изобразила на лице заботу.

– Послушай, Коленька, тебе нельзя в таком виде по улицам ходить, – сказала она, протянула изящную пухлую ручку и сорвала с Яшкиной штанины прицепившийся в драке репей. – У тебя ворот распорот. А к губе нужно приложить лед.

Анчутка отшатнулся, когда женщина, выглядевшая старше его матери, коснулась его лица.

– Болит, конечно, – по-своему истолковала Яшкино движение женщина. Парень промолчал. – Пойдем ко мне. Я тебе зашью воротник. Кстати, называй меня тетя Лиза. Или нет, лучше просто Лиза.

Это был неожиданный поворот. Отказаться Анчутка испугался, вдруг взбалмошная дамочка почувствует его многослойное вранье?

«Попью чаю и свалю», – решил он про себя. А вслух глухим от страха голосом произнес:

– Хорошо.

* * *

Елизавета Павловна гордилась своей квартирой. Получить жилплощадь в центре Москвы было мечтой всей ее жизни. Еще в детстве она с замиранием сердца слушала рассказы матери о ее молодости, проведенной в большом имении с комнатами, в которых легко умещались громоздкий рояль, длинный обеденный стол на десять персон, и о молодом гимназисте Владимире, витиеватым бисерным почерком писавшем в мамину тетрадку стихи на французском языке.

Как хотела Лиза окунуться в эту красивую жизнь! С каким упоением она, втайне от матери, зарывалась в платяной шкаф и там, в дальнем углу, на верхней полке, за маминым беретом и Лизиной вязаной шапочкой, нашаривала детской ручкой заветную тетрадь. Обложка была удивительно красивой. Мягкая кожа приятно холодила пальцы. На седьмой странице три четверостишия, написанные латиницей, и вложенная фотография.

Достав пожелтевший снимок, девочка подолгу рассматривала его. На Лизу смотрел молодой человек лет семнадцати. Правая рука на спинке стула резного дерева. Левая, отодвинув длинную полу шинели, держится за тугой ремень. Форменная фуражка аккуратно лежит рядом, на сиденье. Гладко зачесанные назад светлые волосы. И взгляд. Как же обожала Лиза этот взгляд – умный, проникновенный, пристальный. Он завораживал и манил.

Лиза всем сердцем хотела в такую жизнь. Чтобы была не комната в коммуналке с шумными, склочными соседями, а квартира с гостиной, библиотекой и кабинетом мужа. Чтобы рядом звучала не малограмотная, костная речь, а литературный русский язык и романтичный, с мягкой картавинкой французский. И обязательно в мечтах Лизы фигурировал гимназист.

Став взрослой и окончив курсы стенографисток, Елизавета Павловна начала работать секретарем. Нет, ей нисколько не нравилась эта профессия. Так девушка хотела приблизить свою мечту. Она приглядывалась к начальству. Мерзла холодными зимами в шелковых чулках. Тратила львиную часть получки на модную одежду. Подолгу засиживалась после работы на службе. Меняла рабочие места до тех пор, пока не встретила его. Нет, Лиза не любила оплывшего, с высокими залысинами партийного работника. Важно было, что он обратил на нее внимание.

Уже через полгода Лиза стояла перед скучной женщиной с алыми губами и в платье, будто пошитом из шторы. Лиза мысленно подвешивала к краю ее платья тяжелые кисти и представляла, как женщина сливается с окном. С этими мыслями она надевала на оплывший палец новоиспеченного мужа обручальное кольцо.

С этого момента жизнь ее изменилась. Сталинский ампир – так Елизавета называла архитектурный стиль многоэтажки, в которой располагалась теперь ее обширная, четырехкомнатная квартира. При первом же удобном случае бросив работу, молодая женщина с головой ушла в обустройство умопомрачительного количества квадратных метров. Скупала антикварную мебель. На кухне поставила длинный, на много персон стол, хотя сидели за ним только они с мужем. Хотела приобрести рояль, но с сожалением отказалась от этой идеи: комнаты для инструмента были слишком малы. Тогда Лиза пошла на компромисс и приобрела пианино. На вопрос мужа, для чего ей это нужно, солгала, что хочет учиться музыке. Для отвода глаз даже взяла несколько уроков у одного не очень известного, но сносно играющего пианиста. Музыкант совершенно не походил на гимназиста и нисколько не интересовался хорошенькой Елизаветой. С уроками было покончено в течение месяца.