Короли океана

– Да-да. Дрейф противник грозный. Я видел его в деле: он способен на невероятную смелость. Идти против него – все равно что охотиться с зубочисткой на разъяренного льва. Вы что, не слыхали, как он захватил в плен двадцать пять человек с испанского корабля «Сантьяго» прямо в виду Кубы, почти у самого входа в гавань? Нет уж, повторяю, вам его не одолеть: он обломает вас, как палки. Лучше откажитесь от своей затеи: дело ваше – дрянь.

– Ладно, но неужели нет других способов схватить его, раз с ним нельзя схлестнуться лицом к лицу?

– Может, и есть один, правда не скажу, что самый верный. Дрейф не только смел, но и хитер. Он – лев и лисица в одном лице и обойдет любые ловушки, даже самые хитроумные.

– Вы имеете в виду предательство, не так ли? Засаду? Западню?

– Да.

– Но почему бы не рискнуть?

Босуэлл молча покачал головой.

– И тем не менее вы его ненавидите? – заметил Кеклик.

– Служа нашей мести, вы служите вашей ненависти.

Жестом руки флибустьер призвал их к молчанию.

В течение нескольких минут в комнате не было слышно ни звука, кроме учащенного дыхания троих заговорщиков.

Наконец Босуэлл поднял голову, наполнил свой стакан почти до краев, выпил его залпом и грохнул им об стол так, что тот разлетелся вдребезги.

– Послушайте и, главное, зарубите себе на носу, – глухим голосом проговорил он. – Дрейф и мне смертельный враг – я ненавижу его всеми фибрами души, и тот день, когда я увижу, как он корчится у моих ног в страшных муках, будет самым счастливым в моей жизни. Но хоть и у меня чешутся руки ему отомстить, я не смогу помочь вашему делу. Несмотря ни на что, в схватке, которую вы против него затеваете, мое дело – сторона.

– Клянусь честью, капитан, что-то я никак вас не пойму, – возразил Онцилла.

– Да уж, вас, верно, удивляет, что я говорю это после того, как выложил все начистоту, однако ж на самом деле так оно и есть. Еще два слова – и вы перестанете удивляться. По законам нашего союза любой Береговой брат, замысливший предательство в отместку собрату, будь его месть хоть сто крат оправданной, должен быть судим главным советом и приговорен к голодной смерти на Тибюроновой скале, после того как ему отсекут топором обе руки и ноги. А посему, сколь бы велика ни была моя ненависть к Дрейфу, она не стоит риска подвергнуться такой казни ради ее удовлетворения. Да и потом, скажу прямо, даже если б над моей головой и не висела такая угроза, я все едино не стал бы прибегать к тем способам, которые вы предлагаете. По мне так предательство – оружие трусов, и я никогда не пущу его в ход. Выходит, для меня это средство не лучше других, и, стало быть, вам стоит от него отказаться, коли вы все еще рассчитываете на мою помощь в вашей затее с местью против этого человека.

– Известное дело, рассчитываем!

– Но ведь должен же быть хоть какой-нибудь способ! – воскликнул Кеклик, с яростью хлопнув себя рукой по лбу.

– Конечно есть, – с улыбкой продолжал Босуэлл.

– Какой же? – в один голос вскричали двое друзей, наклоняясь ближе к нему.

Они почувствовали, как к ним снова возвращается надежда.

– Одна поговорка, над которой я советую вам призадуматься, гласит: «Месть подают холодной». Надеюсь, вы меня понимаете, достоуважаемые? – продолжал буканьер свойственным ему насмешливым тоном. – Представьте себе такое: Береговые братья что ни день затевают экспедиции, более или менее значительные и более или менее отдаленные. Так вот, говорю я, представьте себе, что Дрейф с той или иной целью завтра, через пару недель или через месяц, а может, и больше снарядится в поход против кого угодно… вы следите за ходом моей мысли?

– Мы внимаем каждому вашему слову, капитан.

– Замечательно. И представьте себе опять же, что этот кто угодно, против которого снаряжается эта экспедиция, – человек или, если угодно, страна, к которым я отношусь с участием. Ведь такое возможно, верно?

– Не только возможно, но и вполне вероятно, – улыбаясь, согласился Кеклик. – У вас столько друзей, капитан.

– В самом деле, немало. Так вот, этот самый человек или страна, напуганные направленным на нее мощным оружием, видя, что над ними висит такая напасть, грозящая самое их существованию, вспоминает о моей дружбе – словом, об участии, которое я к ним проявляю.

– Понятно, вы не хотите бросить в беде тех, к кому питаете живейшее участие. Со своей стороны, вы тоже вооружаетесь и, не теряя ни минуты, мчитесь на подмогу вашему человеку или стране.

– Вот именно! – кивнул буканьер, наполняя свой стакан. – Теперь понимаете? – прибавил он, выпив.

– Отлично понимаем, капитан, хотя то, о чем вы говорили перед этим – о вашем союзе, как будто плохо вяжется с вашими намерениями.