— Говорят, в печени, как и в почках, бывает камень. Это ужасно!
80
Лариса иногда задумывалась: жизнь проститутки — карьера? От простой… до валютной, или все же — это та неловкая профессия — хобби, где говорить о карьере язык не поворачивается…
Но если смотреть на молоденьких девочек? Мысль застревала на языке: они делали карьеру. Как-то Лариса обслуживала иностранца. Ему хотелось чего-то необычного, не так как у русских…
— Можно я привяжу тебя за лодыжки и запястья к кровати шелковыми галстуками?.. Не волнуйся, это же в ваших просветительных газетах пишут…
И он ее привязал…
Потом, удовлетворившись как надо, восхитился:
— Да ты сделаешь карьеру. Русские женщины там всегда делают хорошую карьеру. Они к ней просто приспособлены.
С этими мыслями Лариса разыскивала по телефону Сомова. Старые номера все больше молчали — и вдруг Сомов.
— Это я, Лариса. Соскучилась. Ты не поверишь, как я соскучилась.
Сомов чего-то медлил.
— Милый, — сказала нежно Лариса, почувствовав, как голос ее изменился. — Мне нужна сейчас твоя сила, твоя страсть.
— Ладно, — вдруг, согласившись, буркнул он. — Да где?
— Как где? В пансионате. Лучшего места и не придумаешь.
— Давно там не был. Да ладно, приезжай — я буду там.
В назначенный час она взяла такси и поехала: ох уж эта карьера высокопоставленной проститутки! Она ехала к нему с охотой. Но, если бы не «приказал» дон Роберт, может быть, и не поехала… что-то в нем уже не устраивало.
— Ты меня долго ждал? — Лариса поцеловала его в губы.
— Как сказать. Женщины любят загадочных мужчин, а я сейчас и вправду загадочный тип…
Лариса вглядывалась в Сомова. Это был и тот, и другой человек. Действительно, загадочный тип. Пил, как пропойца, и не коньяк, как прежде, а водку.
— Понимаешь, — показывая на грудь, сказал он, — вот что-то лопнуло, вот здесь…
— Все пройдет. — И Лариса прижалась к нему. — Нервы, а их любовь успокаивает…
— Ты хотела сказать «секс», — ухмыльнувшись, засмеялся Сомов.
В постели Сомов тоже был не таким, как раньше; он уже не зверел и в ожесточении не тискал груди; ей даже понравился новый Сомов, более уравновешенный в сексе…
Потом, отдыхая, он вдруг сам обнял Ларису.
— Эх, Лариска, что бы я без тебя делал. Ты же врачеватель. Как-то в кино смотрел: девка в больнице всем отдавалась. Медсестра какая-то! Вот дура! А мы сейчас думаем мир вылечить сексом. Наивные бараны.
Лариса плохо слушала Сомова. Она вдруг поняла, что для нее старый Сомов был лучше и даже понятнее, чем этот Сомов, ноющий и почему-то гнусавый.
— Ты видела этот фильм? — вдруг настойчиво спросил Сомов.
— Нет. Зачем он мне! У меня и без этого своя жизнь — сплошной фильм…
Он вдруг засмеялся.
— Какой же я дурак! Воистину…
Не предлагая ей, выпил полстакана водки. Не закусывая, сказал:
— Мы все, кажется, из одного фильма.
Лариса заметила:
— Пойдем на воздух. А то у тебя мысли пошли странные.
Он взглянул на нее мутно.
— Пошли.
Они оделись и вышли на улицу. Прохладное мартовское солнце перед заходом… Слежавшийся снег похрустывал под ногами. Сомов шел на шаг впереди Ларисы, глубоко и неровно дышал: ему словно не хватало воздуха.
Вдруг откуда-то прямо на аллею выскочила БМВ. Она промчалась мимо, чуть-чуть не задев, и резко затормозила впереди Сомова. Другая БМВ преградила дорогу сзади. Молодчики в кожанках подскочили к Сомову.
— Что вы делаете? — не своим голосом, истерично закричала Лариса. — Это же Сомов!
Сомов вдруг обмяк, едва выдавил:
— Да, я — Сомов…
Но цепкие руки схватили его под мышки. Перед носом замаячило темное дуло пистолета:
— Меньше разговоров, Сомов, в машину.
Он еще сопротивлялся, грузным телом пытаясь освободиться из кольца, но не тут-то было: нажав на голову, его силой втиснули в машину. И машины рванули с места…
Лариса осталась на аллее одна. Кто-то крикнул ей напоследок:
— Заткни рот, мадам, и иди своей дорогой.
81
Мазоня лежал на жесткой тюремной койке. Дни тянулись медленно и нудно, тем более это были пустые дни; думать не хотелось — все сто раз обдумано.
Мазоня был отстраненным и безразличным ко всему, что было за стенами областной тюрьмы. Сказывалась усталость последних дней…
Да, все было непросто. Следствие закончилось месяц тому назад. Следователь считал это своей победой. Потому как в конце концов довел дело до завершения…
— А я ведь отчаивался, — закрыв красную папку и положив на нее тяжелую волосатую руку, сказал он. — А теперь все… Как вас там по-блатному, господин Мазоня?.. Теперь все. Остальное решит правосудие.
Мазоня усмехнулся.
— Все, так все. Собственно, в чем дело-то?
— А в том, что здорово мешали мне твои защитнички. А ведь тоже — юристы, коллеги… Что ж, на то они и защитники, что куплены.
— А вы не куплены?
Следователь умиротворенно посмотрел на Мазоню.
— Я? Я — нет. Я же не коллегия… Хотя, вам, наверное, хотелось бы. Но, слава богу, не повезло.
Следователь спокойно подошел к окну, всем видом показывая, что он сделал все, что мог. В тот же день дело было передано в суд.
Мазоня готовился к худшему. Выходя на прогулку во двор тюрьмы, он как-то особенно понимал свое положение: все идет так, как начертила судьба…
И вот состоялся суд.