Короли преступного мира

Ровно в десять синий фургон привез его в зал заседаний. Он и здесь вел себя, словно это были не судьи, а все тот же надоевший до чертиков следователь… Его бесили те же наивные, глупые вопросы:

— Как вы дошли до ручки?

Но Мазоня был как никогда сдержан. Он не признал ничего, тем более — убийства Сердюка.

Молоденькая заседатель в зеленой шляпке аж взвизгнула:

— Да нельзя же так! Признайтесь хоть в чем-то, и суд облегчит вашу участь!

— Моя совесть чиста, — иронически отпарировал Мазоня, — в том числе и перед вами.

Мазоня ожидал, что ему пришьют по крайней мере года три-четыре строгого режима: суд явно клонил к сроку…

Но ему дали год условно.

Зал обалдел. Послышались хлопки.

Мазоня почувствовал, как сдавило сердце. «Господи, неужели это правда?!»

Два солдата вывели его в коридор, но освобождения не последовало. Прокурор не согласился с постановлением суда и подал в высшие инстанции на обжалование.

И вот теперь он ждал последнего: что решат высокие тузы. Утвердят постановление суда или… снова на доследование?

Щелкнул замок, и дверь камеры открылась.

— Выходи с вещами.

Мазоня нехотя поднялся с кровати. «На пересылку?» Старший лейтенант словно понял его немой вопрос.

— Гуляй, — сказал он неряшливо. — Тебя выпустили.

— Что? — словно не расслышав, переспросил Мазоня.

— Русского языка не понимаешь? — пожал плечом старший лейтенант.

Они шли по длинному гулкому коридору. У Мазони спало напряжение. Почувствовав, как теплая кровь прилила к лицу, он открыто улыбнулся: «так вот она, долгожданная свобода…» Раньше он ее так не ждал. Значит, она стала дороже, и он себе стал более нужен.

На улице он встретил Митрофанова.

— Я знал, что ты меня послушаешься, — одобрительно заметил тот, пожимая руку…

Мазоня молча, понимающе кивнул головой.

Митрофанов не задерживался, чтобы не маячить на виду. Впрочем, в эту минуту подъехала «тойота». За рулем был Федор Скирда. Он затаенно улыбался.

Мазоня залез в машину: нет, что ни говори, а хорошее слово — воля…

По улицам ехали на небольшой скорости: Мазоня, вполголоса разговаривая с Федором, наслаждался городом. Было часов одиннадцать дня, и весеннее солнце, подходя к зениту, радужно играло в лужах…

На перекрестке улицы их ждал Душман. Его взяли в машину и поехали дальше. Душман озабоченно заговорил о чем-то, но Мазоня остановил его жестом.

— Давай не будем. Это потом.

Во дворе дома, залитого солнцем, стоял Зыбуля. Мазоня вышел из машины, оглянулся кругом.

— У тебя есть шамать? Возьми — и айда в лес. Ты меня понял?!

Зыбуля понял его и быстро побежал к подъезду. Вскоре он вернулся со съестным и выпивкой. Все сели в машину и поехали в лес.

Дымчато-голубой русак рванул через ледяной пригорок. Мазоня улюлюкал вслед косому, который хитрыми увертками путал следы. А солнце золотыми блестками ложилось на блестящий подтаявший снег.

В то время как Федор и Душман разводили костер возле машины, Мазоня с Зыбулей пошли вдоль знакомой реки, весеннее дыхание которой уже чувствовалось в воздухе…

— Как там Альберт? — прищурившись от солнца, спросил Мазоня.

Зыбуля подождал с ответом, слушая голоса наступающей весны — среди птиц, пожалуй, выделялись своим беспрестанным чириканьем воробьи да галки, шумные и галготные. Но уже в голубизне неба нет-нет, да и вывернется жаворонок, первый предвестник тепла.

— У него все нормально, — вдруг грудным голосом сказал Зыбуля. — Женитьба на него не повлияла дурно. Женился — изменился, это не про него… С тестем налаживается контакт. Он у него крупный бизнесмен. — И, чтобы набить цену, добавил: — Таких в Москве немного, по пальцам посчитать можно. Будущее у Альберта за пазухой. Альберт свое возьмет. Думаю, пришло его время.

— И жена на сносях?

— Да, но он же у нас секач: баба им командовать не будет.

Мазоня засмеялся: треп Зыбули его приятно раздражал.

— Слушай, Зыбуля, ты когда родился?

— А что? Весной. В конце марта.

— Я так и понял. Баламуты рождаются весной. Так пишут: «самые легкомысленные, авантюрного склада».

— А я и не прячусь — авантюрист. До мозга костей. В детстве пацаны за это били.

Они влезли на бугор. Под ногами хрустели остатки податливого серого снега. Мазоня глубоко вдохнул свежего воздуха, напоенного запахом клейко-смолистых березовых почек.

И тут снова вынырнул заяц-русак. Вынырнул и замер от неожиданности — разве он знал, что так получится…

— Беги, подлец! — заорал весело Мазоня. — Беги, пока можется.

И русак рванул в сторону, резво откидывая задние ноги.

— Вот так и живем, — засмеялся Мазоня.

— Альберт велел весточку дать, как вернешься. Примчится на вороных.

Мазоня ухмыльнулся и косо посмотрел на Зыбулю.

— Пока подожди. Надо будет, вызовем.

Они стояли молча. На макушке невысокой ели сидела большая ворона и, тараща глаз, как-то любопытно на них поглядывала…

— Ну ладно, пойдем к костру, — сказал Мазоня. — А то они заждались.

82

Выход Мазони на волю многие группировки в городе расценили как его силу.

Авторитет Мазони стал непререкаем.