Снова будут бить, возможно, пытать, или сразу ультиматум… а бить будут потом, если он не согласится.
Кто-то ткнул его ногой.
— Ничего, оклемался. Будет жить.
— А чего ему не жить. Он мужик крепкий, другой давно бы закачерился.
Сомов открыл глаза: сквозь желтоватую пелену он увидел трех парней в кожаных куртках. Они стояли перед ним в некотором удовлетворении.
— Вот что, — сказал один из них, приземистый «качок». — Думаю, за это время ты пошевелил мозгами. Если не дошло — сам знаешь: можно и горячий утюг на голую задницу, можно поджечь ветошь между пальцами. У пацанов это называется «велосипедом».
— Что от меня надо? — пересилив, выдавил Сомов.
— Что надо? — удивился приземистый и повернулся к соседу. — Что от него надо?
Сосед громко засмеялся.
— Должок.
— Сколько?
— Лично мне — ничего. Разве только за воспитание мелочь какая-то. Ты должен выплатить все, что утаил. Немного, миллионов десять… Нельзя надувать партнеров. С партнерами надо быть порядочным. Тогда и они будут с тобою обходительными.
— С какими партнерами? Я должен знать.
— Ха-ха! Ты плохо шевелил мозгами. — И он поддел его ногой. Сомов застонал.
— Не крути, Сомов. Ты старая бесхвостая лиса, ты все знаешь. Мы даем на раздумье полчаса, пока мы наверху пьем пиво. Понял? Но спустимся, держись!
В кожанках ушли, и Сомов остался один. Нервно работал мозг, пытаясь осознать происходящее: конечно, все дошло до Роберта. Говорил же генералу: с ним надо быть осторожным. Шутки плохи. Десять миллионов. Может быть, много. Хватит и пяти. Убьют ведь подлецы! И почему он не подумал о телохранителях? Но телохранители — это, как датчики, он где-то читал, как мафия через телохранителей точно знала поведение и местонахождение нужного ей человека. Нет, в телохранителей Сомов не верил, как не верил теперь и в Ларису. Дон Роберт подкинул ему эту сучку неслучайно… Конечно, неслучайно.
В других условиях он мог бы еще вывернуться, подключить милицию, органы госбезопасности. Теперь, когда его обложили красными флажками, когда он в капкане… Оставалось только пойти на согласие. В том-то и беда, что даже в милицию не пойдешь! Тем более своего адреса дон Роберт не оставил… Хотя визитная карточка его, дона Роберта.
Пока, повернувшись на бок, Сомов размышлял, вернулись парни в кожанках. Они были в добродушном настроении: пиво пошло впрок.
— Ну, как, папаша, уразумел?
— Я все понял, — пробормотал Сомов. — Виноват. Он получит все.
— Вот именно. Получит свое, чужого ему не надо.
— Все свое, — невнятно добавил Сомов.
— Но если обманешь, держись. Вот здесь подпишись под клятвой, десять миллионов — ни больше, ни меньше.
Сомов протянул больную руку и подписал.
Добродушные «качки» поднялись по ступенькам из подвала. Резко хлопнула наверху дверь, и Сомов опять остался в полутемноте.
Думал ли он когда-нибудь, что так случится?
Он лежал в неподвижности, стараясь определить время — часа два ночи, не меньше…
Сверху послышались голоса, и луч фонарика ощупал подвал. Спустились двое, старые знакомые.
— Полежал, да и хватит, а то и пролежни появятся, — прохрипел один из них и, подхватив под мышки, поставил Сомова на ноги. Ему завязали глаза. Опираясь на плечо одного из них, он тяжело заковылял к выходу. Вышли на улицу. Ударил морозящий, с запахом краски, воздух. Сомов глубоко вздохнул и закашлялся: он уже не верил, что когда-нибудь вдохнет этого воздуха…
Его посадили в машину. Щелкнула дверца. Включили музыку. Яркая разноцветь итальянских песен. На душе стало теплее. Машина шла мягко, подпрыгивая на кочках. Значит, по проселочной. Ну вот, совершенно ясно, выехали на асфальт.
Ехали с час, а может, и меньше… Он потерял ориентировку во времени.
— Дали бы закурить, — вдруг неожиданно для себя попросил Сомов.
В зубы молча сунули сигарету. Он втянул в себя сладкий дым. Наверно, на фронте было похлеще. Так получилось, что он, политработник, на фронте не был… Но любил смотреть фильмы про разведку, немецкое гестапо. Он невольно вспомнил фильм «Судьба разведчика». На сердце полегчало.
Машина остановилась.
— Вылезай. Как отъедем, можешь стянуть тряпку.
Он стоял в оцепенении, не веря ни им, ни себе. Его обдало воздухом отъезжающей машины. В груди что-то оборвалось. Он стянул с глаз тряпку.
Пригород. Пустая, полуосвещенная улица. Одинокая бродячая собака с любопытством глазела на него.
Он позвал ее.
— Кутя.
Она раза два тявкнула и побежала в подворотню. Спасибо и на том, что высадили не в поле. Сомов почувствовал силы и тихо пошел вдоль улицы. Нащупав в кармане пятнадцать копеек, стал искать телефон-автомат. К счастью, он оказался недалеко — и не разбит, и трубка цела. Он набрал номер Столыпина. Ждал… В трубке послышался сонный голос:
— Слушаю.
— Игорь Александрович, это я, Сомов.
— Слава богу, нашелся. Я так переживал.
— Сколько сейчас времени?
— Думаю, три часа ночи. Подожди, посмотрю. Так и есть, три часа двадцать минут. Ты где?
— Возьми машину. Я на Баковке… Знаешь, где это?
Сомов бездумно стоял в будке, чувствуя, как холод пробирал его. Но будка хоть спасала от ветра.
…Приехал Столыпин. Он привез теплую куртку, ноги покрыл шерстяным пледом.