Короли преступного мира

Но Сомов уже не слушал красноречивого гида. После теплой гостиницы он заметно продрог, и господин Эдберг, напомнив, что в это время для Парижа такая погода обычная, все же сжалился и затащил Сомова в маленький ресторанчик перехватить по стаканчику вина. Сомов был рад согреться. Они сидели за маленьким столиком, незаметно переходя на деловые разговоры. Собственно, Сомов знал, чего от него ждали, он достал из нагрудного кармана бумагу, где был список военной техники и вооружений, которые предлагались фирме, в лице господина Эдберга.

— Это славно, — пробежав глазами список, приятно волнуясь, заметил Эдберг. — Очень даже славно…

— Интересно. — Сомов добродушно смерил взглядом лощеное лицо господина Эдберга. — Куда пойдут эти деликатесы, если не секрет? Югославия? Ближний Восток? Или еще куда-то?

Господин Эдберг кисловато сощурился.

— Я же не спрашиваю, куда вы будете девать доллары, полученные от нас… Зачем вам знать, куда улетят самолетики — нервы будут спокойны, господин Сомов! Иногда бывает важнее многое не знать, поверьте мне… Это вам говорит человек знающий, в прошлом военный атташе.

Они вышли на улицу. Эдберг был как никогда великодушен: видимо, считал, что сделка, которую он проворачивал, была на мази.

Задрав восхищенно голову, он продекламировал:

— В прошлом — церковь Лувр. В настоящем — выдающийся музей Лувр, где хранятся шедевры мирового искусства: Венера Милосская, портрет Моны Лизы…

Эдберг нес невыносимую банальщину.

На площади Согласия, откуда открывалась перспектива Елисейских Полей — самая знаменитая, парадная улица, летом к тому же утопающая в зелени, Эдберг не преминул напомнить, что неподалеку резиденция главы государства — Елисейский дворец…

Сомов устал от господина Эдберга. Он рвался в теплую гостиницу: и этот человек еще был военным!..

Господин Эдберг не был чистокровным французом, но мог заболтать любого. Хуже того — сейчас он был похож на клерка, которому посчастливилось случайно отхватить на приеме щедрые чаевые…

Сомов не поехал в Канны. Оттуда позвонил представитель Федоровского и сказал, что тот просил заключить договор с известным кинорежиссером на производство некоего совместного фильма. Фирма выступала спонсором.

Кинорежиссер находился в Ницце и ждал Сомова. В этот же день Валерий Петрович выехал на Лазурный берег.

Кинорежиссер, лет тридцати пяти, тонкий, изящный, был в полосатом свитере. Сомов видел его в каком-то фильме, где он выступал актером. Фильм ему тогда не понравился, возможно, потому, что в нем было много никчемной зауми и секса. Но времена менялись, и русские кинотеатры теперь ломились от такой продукции.

Сомов весьма быстро обговорил все пункты договора, так как кинорежиссер сносно говорил по-русски — в свою пору он, оказывается, стажировался на «Мосфильме». Но оставались какие-то мелочи, которые необходимо было утрясти, и Сомов вынужден был задержаться в Ницце.

Номер у кинорежиссера был двухместный, и он остался до утра…

Все было бы хорошо, если бы не богемная режиссерская натура. Все разговоры киношник сводил к гомосексуализму, что вызывало у Сомова раздражение. Режиссер, находясь в Ницце, превосходно знал перечень интимных товаров, продающихся в секс-шопах русской столицы: кремы, смазки, эротические наборы, вибраторы, о том, как их подбирать и эксплуатировать…

«Ну зачем ему все это? — думал по своей наивности Сомов. — Неужели на этом держится кино?»

В то же время кинорежиссер был очень огорчен, узнав, что Сомов совершенно не осведомлен о том, что в Москве, в театре мимики и жеста, проходит конференция голубых глухонемых, приехавших со всей матушки России…

— Россия проснулась, — по-обезьяньи жестикулируя, говорил кинорежиссер. — И я уверен, что сейчас как никогда необходим фильм о ваших секс-меньшинствах. Это мой вызов ханжеству!

«Ну бог с ним, доживу до утра и уеду», — решил Сомов и со спокойной душой лег спать. Женственный, словно юла, кинорежиссер долго сидел в ванне. Сомов уже засыпал, когда тот, благоухая нежными запахами, оказался рядом.

— Ты настоящий, русский мужик — сильный, смелый! Я хочу тебя! — сказал кинорежиссер и, сев на постель, положил руку на Сомова. Тот обомлел от неожиданности. В следующий момент голый кинорежиссер был в постели, прижавшись горящим телом к Сомову. Сомова ударило в дрожь. Он вскочил; озверев, взял сразу обмякшего режиссера за длинные волосы и, протащив его по комнате, вышвырнул за дверь в коридор.

Он не думал о ночной судьбе кинорежиссера, где и как он найдет приют: брезгливо выругался многоэтажным матом и завалился в постель. Сомов ужасно ворочался. Но вскоре, утомленный переживаниями, он заснул крепким, освежающим сном.

Проснулся рано утром. Взяв свой саквояж, направился на вокзал, чтобы наконец-то вернуться в Париж. И напрасно таксист уговаривал его посетить «лес мимоз»: за городом по склонам холмов росли высокие деревья мимозы.

Сомову не терпелось покинуть Канны. Одно утешало: договор с кинорежиссером был подписан.

60

Самолет заходил на Шереметьевский аэропорт. Сомова охватило волнующее беспокойство. Как-то по-настоящему запахло домом.