Рока смотрел на его лицо.
Пацан-Конюший-из-Алвереля наблюдал, как он разбирает постройку, и выглядел разочарованным – его изуродованная челюсть болталась взад-вперед.
– Я знаю, ты усердно работал над этим, – сказал ему Рока, укладывая древесину штабелем для дальнейшего использования. – Мне жаль, но это к лучшему – теперь нам это не нужно. – Плечи мальчика поникли; он обиженно затопал прочь, пиная грязь, и Рока подумал:
Он двинулся на Север под уклон вдоль реки, и его ноги вскоре заболели от постоянного напряжения при спуске. Но к тому времени, как стемнело, дорога выровнялась – холмы и горы уступили место плоским плодородным равнинам и бесконечным полям, и Рока понадеялся, что продвинется достаточно далеко, чтобы увидеть море по обе стороны полуострова.
Из посевов тут преобладала пшеница, и Рока, закрыв глаза и чувствуя солнце на обнаженной груди, на ходу запускал руки в колосья, наслаждаясь их мягкой щекоткой и царапаньем на мозолистых ладонях.
Он знал, что за эти земли погибло больше людей, чем за что-либо другое на свете. Вдоль реки и, вероятно, побережий были прорыты каналы, укрепленные грунтовыми и каменными стенами, чтобы предотвращать затопления, но в остальном не было построено даже дорог – ни дюйма пустой траты пространства, за исключением крошечных грунтовых тропинок. Люди называли эту местность Плодородным Кольцом, хотя, по общему мнению, оно больше напоминало формой полумесяц с копьеобразным выступом на одном конце; говорили, что Бог-Солнце Волус взирает сюда только после горы – и задерживает свой взор дольше и пристальнее, чем на всех других землях, ибо это было место, где родилась Зиса.
Чепуха, разумеется, однако здешние урожаи кормили полмира, возможно и больше, а вожди, которым доверили защиту Кольца, почти ежегодно сменялись, дабы предотвращать жажду наживы и кровопролитие.
Он ожидал увидеть здесь не деревни, а множество ферм, и наконец выбрал одну, которая казалась более отдаленной от остальных.
Усадьба с деревянной крышей высилась над горизонтом, ее основание было построено на холме, а двор состоял в основном из травы и грязи. Вокруг стояло несколько сараев, наверное для кур и свиней, но достаточно маленьких, чтобы живность предназначалась лишь для нужд семьи, а не для торговли.
Под прикрытием самого крупного хлева Рока приблизился: оставил Сулу в поле, а сам прокрался вдоль края, прислушиваясь. Около большого красивого дома Рока увидел детей, играющих с палками на резных ступенях крыльца. Трое мальчиков – определенно младше десяти зим, на вид тройняшки.
Его первый план предусматривал скрытность и не сложился полностью, но стал бесполезен при виде мальчиков. Рока вернулся за Сулой, затем поехал по узкой дорожке к дому, ведя коня шагом и на виду.
Тройняшки, прекратив игру, смотрели на него, затем с криками убежали внутрь, а из дому вышли мужчина и подросток с топорами и встали в конце дороги. Как и дети, они щеголяли здоровой упитанностью, а на щеках красовался обильный румянец.
Рока не пытался выглядеть мирным. Он держал руки на поводьях коня и несколько раз отклонился с дороги, сминая пшеницу.
Мужчина поднял одну руку, призывая остановиться, и крепко сжал в другой топор, а его лоб залило краской страха до самых пугливо расширенных глаз.
– Добро пожаловать, путник. Но сперва скажи мне, как твое имя и кто твой вождь.
Мягкий тон удивил Року, и он подумал о том, чтобы просто солгать. Он много знал о вождях и мог выбрать имя и выдумать какую-нибудь байку о засаде или бегстве. Или же он мог потребовать то, что ему нужно, властью богов – словом Рунного Шамана, и хотя северяне редко верили в такие вещи, возможно, этого будет достаточно. Но пока его ум шевелился, создавая какую-нибудь историю, он не мог перестать смотреть на круглые, здоровые лица хорошо одетых детей, и немолодую, но еще привлекательную женщину, наблюдавшую из окна, и дом, построенный больше из камня, чем из дерева, хотя эта местность была теплее всех, где Рока бывал в своей жизни.
Любезность вызвала омерзение. «Просьба» об имени, да и просто усилие солгать, стали невыносимы.