Короли рая [litres]

– Ешь это, – произнес его рот, стиснув зубы и с шипением выдыхая воздух, так что голос был совсем не похож на его. Женщина хныкала, брыкалась и пыталась вывернуться. Его рука пыталась раздвинуть ей губы. – Ешь это! – закричал его рот, а пальцы вцепились так крепко, что челюсть Кунлы съехала с места. – Ешь это! – снова закричал он, сунув большой палец между ее зубов и раздирая ей рот, челюстная кость распадалась в его ладони. Глаза жрицы вылезли из орбит от шока и ужаса, и он был не в силах смотреть на нее. Его кулак обрушился ей в лицо, раздробив щеку и глаз, потом еще раз, и еще, и еще. – Нет, прекрати! Прекрати! – кричал он в своей Роще. – Ты все портишь!

Конечности женщины дергались и тряслись, а тело Роки колотило по раздробленной кости и вязкой луже крови и месива, в которую превратилась голова Кунлы, как будто его кулаки были дубинками. В своей Роще он опустился на колени, обхватив их руками и раскачиваясь на своих медвежьих шкурах. Он попытался воспроизвести мелодию, которую обычно напевала его мать, когда он был маленьким, только она сорвалась с его губ криком. Повсюду вокруг стояли изуродованные им мертвые мужчины и мальчики и смотрели.

– Прекратите! – заорал Рока. – Не подходите ко мне!

Воспоминания об их смертях вернулись в мельчайших деталях, вспыхивая одно за другим перед его глазами, пока его тело разделывало плоть трупа, только что бывшего Кунлой. Он не мог объяснить такую силу, такую ярость, это было почти невозможно – чудовищно. Он выдергивал руки жрицы и разламывал ее грудную клетку голыми руками, срывал одежду и швырял органы в разные стороны. Он чувствовал вкус крови во рту, не понимая, ее это кровь или его. Горло болело – должно быть, от криков, и он прилагал все усилия, просто чтобы перестать вдыхать запахи расправы. Он попытался приказать своему телу встать и уйти, покинуть это место и никогда не возвращаться, но оно не слушалось.

Казалось, это продолжалось бесконечно, и, хотя Рока мог остановиться и сосчитать равновеликие отрезки с этого момента до своего рождения, он утратил всякое восприятие времени. Его тело сидело неподвижно, глядя в никуда.

– Что остается? – спросило оно вслух, предположительно у Роки.

Он не был уверен, что сказать. Наверно, я не должен признавать все это, подумал он. Я не говорил. Тогда кто же?

Есть еще много других жриц, попытался он «подумать» в ответ.

Тело пожало плечами. Моими плечами? Неважно, оно сказало правду. Чего добьется Рока, умертвив еще больше жриц? Заменить Орден было нечем. Да и нет смысла, подумал он. Я принес бы смерть и несчастье, и в конечном счете эта страна пепла все равно осталась бы суровой мерзлой пустошью, где полно страданий и невежества и вечно не хватает еды или тепла. Ничто из этого не вина Ордена.

Он и его тело услышали, как сзади приближаются мужчины.

– Возможно, теперь лучше умереть, – прошептали его губы. И он не мог придумать оправдание. Да, возможно, так и есть.

Он услышал медленное скольжение металла в ножнах – и торопливые шаги человека, идущего вперед, чтобы убить. Тело Роки закрыло глаза, и он обхватил себя руками в своей Роще. Мне жаль, мама, но это слишком трудно. Мир не стоит того, чтобы его менять.

Он вообразил себе траекторию стали – убить человека намного легче сзади: она проскользнет мимо твердой кости его хребта, проткнет ему сердце и двинется дальше, пока не остановится или не пробьет ребра. Это будет быстро, подумал он, только лучший и храбрейший приблизится к такому чудовищу, как я, и нанесет удар.

Он осознал, что в более поздней истории, в легенде о Букаяге, которую наверняка будут шепотом рассказывать у очагов, героем станет этот убийца. А кем стану я, мама? Чем я стану в твоей книге?

Имлер уже носит прозвище «предатель» – возможно, Рока будет «кровавым» или, может быть, «зверем».

– Стой!