Короли рая

Никогда не трать понапрасну ни еду, ни стояк, подумал Ижэнь, размышляя о мудрости этой пословицы, затем о судьбе Джуна с его наемными убийцами и о краткости жизни. Государь всего мира проигнорировал стоны начальника разведки и направился в Императорскую опочивальню в предвкушении собственных звуков наслаждения.

50

Хотя они передвигались по ночам, все равно пришлось убить пятерых человек – ну, во всяком случае, Асне и Оско. В такие моменты Кейл, как ему велели, прятался и получал указание не использовать свои чудеса, «если только у него не будет выбора», а его друзья припадали к земле, выжидали и перерезали глотки застигнутым врасплох разведчикам.

Кейлу эти враги казались обычными парнями, скорее всего из бедных семей, как его юнги на флоте, не имевшие других шансов, кроме как вступить в армию. Он знал, что они убили бы его, если бы могли, но не испытывал ненависти или гнева и все-таки считал, они заслуживали лучшего.

Мезан лежал к Юго-Востоку – и хотя сначала друзья отправились на Восток, а не напрямик до Пью (чего наверняка ожидал император), там были перекрытые дороги, охотничьи отряды и террор. Казалось, теперь путь свободен, но юноши все равно избегали открытых мест.

Дважды Оско притормаживал их, чтобы отправить домой сообщения с птицей. Полустанки, как он их называл, очевидно, разбросанные по всей империи силами сочувствующих фермеров, которые держали обученных почтовых голубей. Кейл с трудом верил, что подобное можно скрыть от имперских шпионов, но Оско заявил, что его народ издавна принял всякий обман как неотъемлемый атрибут войны и потому овладел им.

– Когда-то, – сказал он, – миром правили воины. А нынче купцы. Мы не изменились, и поэтому страдаем, но старые хитрости бывают полезны.

Они пробирались через почти заболоченные рисовые плантации, следуя грязевыми тропинками, отмахиваясь от комаров и следя за сельской местностью. Оско гнал их все дальше и дальше, и по мере продвижения Кейл на время забывал о своем горе в утомлении и заботах. За исключением разве что нескольких драгоценных секунд перед сном, когда даже его «костер» не мог затмить жестокость воображения.

– Если твоя семья мертва, разве это не делает тебя королем? – прошептал Оско однажды вечером, когда они проснулись.

– Да, возможно. – Кейл отвел взгляд, размышляя: Королем чего? Остался ли Шри-Кон, чтобы им править?

Он подумал о том, что его отец был коронован в шестнадцать лет. Был ли он когда-то таким же, как я? Просто мальчиком, выбиравшим наименее ужасающие ответы на множество жизненных проблем? Сделался ли он порочным, уже будучи королем? И как насчет «друзей» и врагов нашего города? Восстанут ли теперь другие острова? Попытаются ли нам помочь?

Если Шри-Кон в самом деле падет от рук врагов, торговля по всему побережью сойдет на нет. Да и у кого найдутся корабли, чтобы откликнуться? Без риса из Нонг-Минг-Тонга острова начали бы голодать. Конечно, они бы это поняли. Возможно, каждый остров заключит двусторонние сделки с Королем-Фермером, но цены взлетят и расцветет пиратство. А дальше – война, голод и всевозможные страдания по мере того, как будут утрачивать силу законы Фарахи. Другие прибрежные государства будут слишком напуганы, чтобы посылать свои корабли в недружественные гавани и моря, и вынуждены торговать по суше, доколе не установится мир. Но возможен ли он вообще? И что он будет значить?

– Кажется, ты поглощен мыслями.

За прошедшее с того дня в обсерватории время Кейл заметил: Оско пристально наблюдает за ним.

Ты не выведаешь мои чудеса посредством глаз, невесело подумал он.

– Я пытаюсь вообразить себе мир без Шри-Кона.

– И этот мир, – выражение бровей Оско осталось совершенно нейтральным, – он лучше или хуже?

Кейл взглянул в глаза мальчишки-воина, тяготясь блестящим за ними живым, полным энтузиазма умом.

– Хуже.

Оско пожал плечами, как будто и не думал о намеке, что было, конечно, не так. Некоторое время они молчали и все тем же быстрым темпом преодолевали многие мили сельской местности.

В попытке слиться с окружением Кейл засунул свою рясу в мешок и надел простые, из полосатого хлопка, рубаху и штаны, как у наранских крестьян. Эта одежка и украденные башмаки теперь покрылись коркой грязи, и, хотя он всю свою жизнь провел у моря, влажность и духота этой местности казались невыносимыми, а от пота грязь и ткань прилипали к его телу, как сукровица. А может, это и правда сукровица, осознал Кейл. Он стал таким чумазым, что больше не знал наверняка.