Женщины вздрогнули от мужского голоса снаружи решетки – он был почти мелодичный, однако глубокий и сильный, и Лани затаила дыхание. Она заметила, что другие девушки смотрят на нее, и едва не завопила. Затем она услышала шаги и увидела чернобородого хромого дикаря, который указывал в ее сто- рону.
Дверь открылась, и еще один громила шагнул внутрь и осторожно помог Лани встать. Ее ноги чуть не подкосились. Она попыталась оставить Тхао с кем-то из служанок, но мужчины жестом велели ей взять и сына.
Лани хотела заупрямиться, кричать, бороться, но это их не остановило бы. Она прижала Тхао к груди и попросила у своих предков силы.
Она встретила взгляд странных, почти голубых глаз говорившего и вздернула подбородок.
Почти красивое лицо исказилось, и сукин сын
Лани перестала сопротивляться, и они вывели ее наружу, миновав зал с трупами, а после залитые кровью, безмолвные теперь коридоры, хранившие ее воспоминания о юности, и снова она могла только дышать и думать:
Но она знала: ее сомнение ничего не меняло, это было правдой.
Мужчины сопровождали ее, приноровясь к темпу ее шагов. Хромающий варвар направлял, указывая, но не дотрагиваясь до нее, и поскольку она подчинялась, ее не трогали.
По направлению маршрута она вскоре поняла: ее ведут в тронный зал короля.
Ее сердце билось в такт шагам, и она пыталась успокоить свои нервы.
Голубоглазый пират подождал у входа, улыбаясь ей, словно в знак извинения, затем открыл двойные створки.
Лани была готова увидеть еще одного великана, замаранного кровью, – какое-нибудь порождение насилия, покрытое шрамами. Но увидела она такое, чего и вообразить бы не могла.
На престоле Алаку восседало чудище из детской сказки. В сравнении с ним трон казался стульчиком для младенца. Кожа создания была разрисована непрерывными цепочками синих и черных символов, а лысая голова – измазана кровью. Металл и кожа были обернуты вокруг его мощных груди и конечностей так же плотно, как женские шелка. Лани нашла его глаза, и они приковали ее внимание. Янтарные, почти золотистые, словно у кошки, они располагались на лице, казавшемся жестокой шуткой какого-то бога: невозможные изгибы и углы бледной плоти; холмы там, где следовало быть равнинам.
– Я Букаяг, сын Бэйлы. А ты – Лани из рода Капуле, принцесса с Севера.
Его голос был стихийным, глубоким и сильным, как море, а произношение слов – идеальным, как будто он родился на Островах. Вначале Лани не могла сообразить, что сказать, но великан опустил взгляд на ее спящего сынишку.
– Он малыш, – сказала она. – Он тебе не угроза.
На лице исполина не отразилось никакой реакции.
– Его отец не был мне угрозой, и все же я убил его.
Лани подавила рыдание за стеной воли.
Она смотрела на мясника перед собой и не видела никакой насмешки, никаких эмоций, кроме гордости убийцы, описывающего свои «подвиги».
– Клянусь, этот мальчик не сын принца Тейна.