Короли рая

Как и никто из нас, подумала она и ощутила тревогу, которую не сумела прогнать. Возможно, величайший грех Ордена Гальдры – неимение собственных источников богатства или власти, кроме учений пророчицы, что в своей глупости он зовет силой. У нас нет ни армии, ни шахтеров, ни фермеров, ни ремесленников, ни моряков. Орден поддерживал или уничтожал вождей и помогал Избирать сожителей; он помогал народу пепла обрести рай. Но все могущество и вся власть Ордена проистекали от мира, согласия и послушания других – за исключением горстки стражей типа Вачира, которых действительно обеспечивали жрицы. Но что мы станем делать, если толпы бедняков Севера взбунтуются, подумала Дала. Или хуже, если «дикари» с далекого Юга или из степей нападут в полном составе? Объединятся ли вожди, чтобы нас защитить? Поймут ли вообще, как это сделать?

Она так не думала. Потребуется новая Гальдра, чтобы их объединить, или какое-то зло, которое угрожало бы сразу всем богатствам вождей.

Зло, подобное Имлеру, осознала она, и стук ее сердца раздался в ушах, нарастая подобно волне, пока едва не заглушил удары ковалей. Только когда вожди узрят опустошение на своих границах, они забросят мелкие обиды и найдут «других» врагов, против которых и обратятся все вместе.

И тогда им понадобится лидер или дело, которых они не боятся. Некая сила, которая объединит их, а позже, когда все закончится, не заменит собою то, с чем они только что сражались.

Женщина, подумала она, женщина, которая не сможет украсть их славу или позднее забрать их воинов или товарищей себе.

На краю рудника, глядя вниз на мир, который едва понимала, она увидела его простоту и прелесть. Мужчины так просты, чуть не рассмеялась она, испытывая то же стремление дотронуться до рабочих внизу, полюбить их и приучить к своему кулаку, подобно тем филину и волку.

Вместо этого она развернулась и побежала обратно к подворью, чувствуя, будто само время мчится перед ней. Мне вообще не следовало использовать капитана, отругала себя она, я должна перестать полагаться на других и научиться делать все сама.

На сей раз она с легкостью проигнорировала сутолоку Орхуса, прибыв на подворье так, будто летела, не обращая внимания на взгляды охранников и девушек в кругу и забыв достать на входе свою шаль. Зажмурившись при мысли о собственной смелости, она извлекла из-под своей кровати увесистый мешок с «припасами», которые приготовила для «ночных людей». Потом вздохнула и встала, закидывая мешок за спину и надеясь, что ее не будут допрашивать, не уверенная, что сказать в подобном случае.

Кожаные лямки давили ей на плечи, но это было мелочью. Дала взяла бурдюк с водой и котомку с подгоревшим хлебом, купленным на рынке за деньги Джучи, затем вышла через ближайшие ворота как ни в чем не бывало, и никто не проронил ни слова.

Вдоль реки стояли старые дозорные башни – ветхие сооружения более ранней эпохи, когда в Орхусе не царил мир. Та, что была нужна Дале, возвышалась над парой центральных городков, и с ее вершины Дала могла скрытно наблюдать за передвижениями вдоль воды и внутренних рвов.

Она вошла под низкую арку башни – сооруженную старанием защитников так, чтобы пришелец наклонился и, видимо, лишился головы. Она взобралась по вырезанным спиралью, обтесанным дождями ступеням наверх башни, стараясь не запнуться о булыжники или о подол своего платья, и, тяжело дыша, опустилась на холодный каменный пол у окна. Она ждала у прогнивших перил и давно не зажженного сигнала тревоги, пила воду и жевала хлеб, выталкивая нетерпение из своего тела, будто выжимая мокрую тряпку. Опустилась ночь, а Дала не смыкала глаз.

Город жил своей жизнью; торговцы закрывали свои лавки, улицы пустели. Зловещий покой воцарился в сумерках – промежутке времени, когда окончилась дневная суета, но создания тьмы еще спали. А затем пришли «ночные люди».

Как всегда, худые и выпачканные в навозе. Притащив связки хороших железных орудий на сильных плечах, они на протяжении часов гнули спины, копая и ворочая отходы при свете факелов, и наполняли тележки дерьмом со скоростью, способной посрамить работу Далы на подворье.