– Скажи мне, Безымянный: кто знает сей город лучше вас, мужчин во мраке? – Дала помолчала и заглянула в его покрасневшие глаза, неким образом протрезвевшие, когда она извлекла «подарки». – Сколько в этом городе причинили вам зло? Обращались с вами, их
Говорящий – вероятно, Бирмун – сверкнул глазами, но выражение его лица изменилось. Дала увидела изголодавшийся и побитый призрак ненависти в его глазах и понадеялась, что это не из-за нее. Она оглядела комнату и увидела борьбу трусости и мести на сердитых лицах; болезнь духа, терзавшую мальчишек вроде Миши и всех притесняемых каждое мгновение их жизней.
– Кто ты такая? И чего ты хочешь?
Следы насмешки в его голосе пропали.
Дала чувствовала ту же целеустремленность, которую ощутила, когда не спасовала перед волком и выжила.
– Я истинный служитель Гальдры, и я заявляю, что все мужи равны пред Ее законом. Она протащила меня через горести и смерть, дабы найти таких мужчин, как вы. И с моей помощью вы восстанете.
Таинственный вождь «ночных людей» сверлил ее взглядом проницательных голубых глаз, возможно, пытаясь найти обман или безумие, но она видела: ее слова тронули его.
– Я хочу, чтобы вы приняли это оружие и служили. Я хочу, чтобы вы помогли исправить злодейства, совершенные во имя Ее. И я обещаю вам, что если вы падете на Ее святом служении, то
Их предводитель выпрямил свою широкую, сильную спину и оглядел комнату, отмечая отвисшие в изумлении челюсти его собратьев. Но затем они плотно сомкнули губы, а о винных мехах как будто позабыли.
Губы мужчины тронул намек на улыбку. Он снова посмотрел на Далу, и она вздрогнула, когда он сказал:
– Изложи нам свой план.
Эй, фермерша. Табайя хочет с тобой перемолвиться. Наедине.
Дала стояла на коленях возле участка Божьей реки, отведенного для жриц. Полдень согрел девушку, а быстрый прохладный поток ласкал ее онемевшие руки, пока она оттирала грязь и пот с платьев, сорочек и чулок.
До церемонии ранжировки оставалось всего две недели, и Дала не сомневалась: Табайя к ней придет.
Она перестала напевать и повернулась к посланнице «матриархички».
– И?
Кэтка потрогала языком щели между своих зубов и причмокнула. Она была худая как палка, веснушчатая, с коротко стриженными темными волосами, и, по мнению Далы, напоминала больше уличную крыску, а не воспитанницу Гальдры. Если верить слухам, она тоже была сиротой.
– Скажи мне где, если только не хочешь всю жизнь оттирать пятна с портков.
Кэтка выпятила острый подбородок, глядя на грязное белье, и Дала снова принялась за работу, чтобы скрыть улыбку.
– Завтра, – сказала она, – сейчас я занята.
Она услышала, как девчонка ковыряет ногой грязь и камешки на берегу, а скука в ее голосе сменилась чем-то более свирепым:
– Не отворачивайся от меня, девчушка. Сегодня или вообще никогда.
Дала скривилась от этого тона и поняла: та наслаждается мелочной грубостью больше, чем следовало бы.
Уже не впервые она задалась вопросом, как эта «Кэт» вообще стала ученицей и почему она не бултыхается на самом дне, как Дала.
Столь скорая встреча являлась проблемой, и Дала призадумалась, не настоять ли на своем, но по правде говоря она хотела покончить с этим. Джучи была близка к панике, не зная о своей судьбе; «ночные люди» становились беспокойнее, и каждый день задержки увеличивал возможность краха ее планов.
– Тогда на закате. Я пойду к дозорной башне, ближайшей к подворью. Там всегда пусто.
Кэтка хмыкнула в ответ и зашаркала прочь в ботинках, слишком больших для ее тощих ног. Дала продолжала работать, пока девчонка не скрылась из виду.
А потом она убежала.
Безымянный вожак «ночных людей» и впрямь был мужчиной, которого капитан Вачир называл Бирмуном. Дала выяснила, что он (как она и подозревала) сын бывшего вождя Орхуса. Вождя, который погиб в поединке с юношей.
Бирмун рассказал ей, что видел, как пролилась в грязную землю кровь его отца, затем наблюдал, как его мать прямо над трупом Избрала убийцу. В одно мгновение он был сыном высокородной матроны со светлым и открытым будущим, а в следующее стал ничем.
Дала оставила ученические шмотки на берегу и понадеялась, что их никто не украдет. Ее кожа казалась тусклой от мыла, грязи и пота, но Далу больше не волновало, что при Бирмуне она выглядит как обычная женщина, а не как жрица. На самом деле это, вероятно, помогало.