Короли Жути

Но что может зеркало? Что оно отражает? Старые шрамы и, может быть, взгляд, в котором сквозит истинная сущность человека. Его душа. Его скрытая натура. Самые глубокие шрамы часто тоже не на виду, поэтому, хотя в зеркале и могут проявиться наши слабости, оно отражает лишь малую толику нашей силы.

Ганелон родился в неволе. У него на глазах казнили мать, живьем содрав с нее кожу. В день своего одиннадцатилетия он убил семерых. Он пересек пустыню налегке, утоляя жажду и голод кровью и плотью задушенных стервятников, которых подманивал, притворяясь трупом. Он выбрался на свободу из желудка гигантского песчаного червя. Он проложил себе путь в крепость, защищенную четырьмя сотнями воинов. Он убил двух горгон, четырех великанов, семнадцать гарпий, тысячу девятьсот семьдесят восемь кобольдов (почти один процент всего кобольдового племени) и бессчетное число прочих злобных монстров. А еще он в одиночку расправился с химерой. Девятнадцать лет он провел в темноте, каменным истуканом, наедине со своими горькими мыслями, пересчитывая пылинки, как кочевник в дальней дороге считает звезды.

Разумеется, его дымный двойник ничего подобного не совершал. В решающий удар Ганелон вложил не только всю свою силу, но и всю свою волю. Сиринга рассекла призрачного воина, будто стеклянную паутину, и тот мгновенно исчез, осыпавшись пеплом.

Клэй недоумевал, отчего Ганелон не сделал этого раньше, и хотел уже было задать мучивший его вопрос, но тут из крепости донесся отчаянный крик Муга:

– Живокость, не смей!

Гэбриель побледнел:

– Он назвал ее…

– Ага, – кивнул Клэй, метнувшись к проему в стене.

Крепостной двор освещали только догорающие угли костра и призрачное голубое сияние луны. На земле рядом с Матриком сидел Муг, умоляюще вытянув руку. Клэй посмотрел в ту сторону. Очнувшийся друин стоял на карачках, сплевывая кровь и выбитые зубы. А над ним высилась дива с костяной косой в руках.

Живокость, или Саббата, – Клэй не знал, кто она сейчас, – ухватила латной рукавицей поникшие уши друина и вздернула его стоймя. Лицо Сумрака исказил дикий ужас – бессмертный друин испугался бездны забвения. Он разинул окровавленный рот, но оттуда не вырвалось ни звука.

– Саббата! – заорал Клэй.

Дива на миг скосила глаза под тяжелыми веками, а потом, сверкнув костяной косой, отсекла голову одному из последних друинов на свете.

Глава 40 Коричный дым

Трапезы в напряженной обстановке были Клэю не внове, и по большей части все они произошли в последние месяцы: ужин с Келлореком и Валерией, завтрак с Лилит и Матриковым выводком байстрюков, холодная яичница с сосисками наутро после того, как Джайна во второй раз ограбила Клэя с Гэбриелем, не говоря уже о пиршестве, устроенном людоедами. И все же нынешний завтрак всех их обставил.

Завтракали печеньем и вареньем. В печенье вместо муки была соль, а в варенье плавали горчайшие семечки. Одно по-хозяйски обосновалось у Клэя в зубах, только что занавесочки не стало развешивать.

Муг заварил чай и принялся изучать содержимое многочисленных котомок Сумрака. Грегор с Дейном сидели вместе (у них не было другого выбора) и обсуждали свой странный сон. Матрик торопливо проглотил нехитрое угощение и снова завалился спать, а Ганелон так вообще не просыпался. Кит, скрестив ноги, сидел у костра, уныло разглядывая половинки батингтинга.

Разумеется, Клэй сочувствовал гулю, но вчерашняя весть о том, что банда нажила себе могущественного врага (самогó Отступника, подумать только!), затмевала любые страдания по музыкальному инструменту, пусть даже и единственному в мире, – было бы из-за чего расстраиваться.

На заре Гэбриель похоронил Сумрака, вырыв в уголке крепостного двора неглубокую могилу. Вместо лопаты пришлось копать скругленным концом Веленкора, и Клэй задумался, что сказал бы Веспиан, узнав о таком применении своего драгоценного меча.

Сейчас Гэбриель, устроившись на том же месте, что и вчера, смотрел сквозь огонь на Саббату, которая не обращала на него внимания. Дива без лишних разговоров присвоила Умбру – костяную косу Сумрака – и сидела, положив ее на колени. По ряду причин Клэя это несколько тревожило, но отбирать косу он не собирался.

Разговаривать никому не хотелось. Неловкое молчание, равно как и соленое печенье, вполне устраивало Клэя, но тут Саббата все испортила.

– А кто такая Живокость? – спросила она.

После весьма продолжительной – и, по мнению Клэя, многозначительной – паузы Ганелон, который вовсе не спал, перевернулся на спину и, почесывая жесткую щетину на щеках, заявил:

– Это ты. Фамилия у тебя такая.

Клэй внимательно следил за дивой, выискивая любые признаки недоверия, но она лишь задумчиво кивнула:

– Я же чувствовала, что она мне знакома.

Немного погодя она уставилась на Гэбриеля:

– Ну извини, что я убила друина. Я же не знала, что он вам нужен живым.

– Не просто друина, – негромко заметил Гэб, – а одного из немногих оставшихся. Я и сам одного убил, знаю, каково это. Будешь теперь страдать до конца жизни, а все потому, что поторопилась.