Корона двух королей

Лаэтану было трудно следовать совету отца и стараться быть с Ясной приветливым, обходительным и внимательным. Теперь, когда они были помолвлены и проводили почти всё время вместе, присматриваясь друг к другу, он не верил, что ему будет под силу стать ей хотя бы другом.

Они часто сидели в беседке во внутреннем дворе Туренсворда, выезжали на прогулку в город, наблюдали невероятной красоты закаты с башни Юрто, но, независимо от того, где они проводили время, Ясна не изменяла своему отстранённо надменному поведению, за которым угадывалась её непонятная и чуждая ласковому улыбчивому Лаэтану злоба.

Юноша старался развеять её раздражение и всё время рассказывал об Альгарде. О породистых скакунах в конюшнях Виллы де Валента и о том, как они красиво несутся вперёд, разрезая воздух, будто не касаясь копытами земли. Рассказывал о цветущих садах юга, финиковых, апельсиновых и оливковых рощах, бурных водах пролива Каслин, на дне которого прячутся толстые жемчужницы, и о рифах, которые сгубили несколько десятков кораблей. Рассказывал о пиратских судах, что иногда проносятся по горизонту в стороне от Эвдона, о легендарной «Чёрной Капитолине» и о фейерверках в честь дня рождения мамы, которые отец устраивает каждый год. Он говорил и о празднике вина каждый последний день месяца, когда горожане выкатывают на улицы бочки своего лучшего вина и угощают прохожих.

Рассказывал Лаэтан и о Чумном граде — городе, о котором читала и его будущая жена. Он стоял севернее Альгарды и был покинут людьми два столетия назад, когда на него опустился Серый мрак. Те, кто успел, бежали в Альгарду и другие города Кантамбрии, а кто не смог, остался умирать, и теперь их истлевшими костями были устланы все улицы этого проклятого города. Говорят, спустя неделю после того, как город покинули люди, в дерево, что росло в центре городской площади, ударила молния, и пламя от него разнеслось ветром по крышам домов. Город выгорел полностью, а что не сгорело, разрушило время. И теперь Чумной град медленно превращается в руины, и никто не возвращается туда, чтобы его возродить, потому что земля его пропитана чумой и усыпана пеплом.

А ещё он рассказывал о Хоакине, танцоре, который никогда не выходил за пределы стен Альгарды. Люди верили, что, когда он родился, его за ножки подержала сама богиня танца Версавья. Все звали его просто «он», и этого было достаточно, чтобы понять, о ком галдит восторженная толпа. «Он снова там, он снова танцует!» — и люди бросались на улицу, чтобы увидеть Хоакина. Он выступал на городской площади раз в неделю и собирал толпы зевак. Хоакин исполнял огненный кантамбрийский танец Эль Соль, и булыжники под его ногами раскалялись, когда он бил по ним железными набойками под магические звуки лютен и гитар. Этот человек был настолько же одарён богами, насколько расточителен и упрям.

— Зеваки дают тебе не меньше трёх пригоршней серебра и золота каждый раз, когда ты танцуешь, — изображал Лаэтан возмущённого отца, когда тот ругался с танцором. — У тебя нет ни драгоценностей, ни коней, ни дома, ни семьи. Почему у тебя вечно пустые карманы?

— Но у меня есть женщины! — отвечал за Хоакина Лаэтан. — Они мои драгоценные камни, мои лошади, мой дом, моя семья. Они заслуживают того, чтобы я тратил на них все свои деньги!.. — Юноша вдруг замолчал. — Ясна, а почему ты плачешь?

Слушая речи Лаэтана о родных землях, Ясна всё отчётливее осознавала, почему кантамбрийцы никогда не поймут ангенорцев и никогда не будут участвовать в тавромахии. Зачем им посылать своих детей на смерть, когда самым сложным испытанием в их жизни будет сквозь нежную дремоту дотянуться до согретых на солнце оливок во время отдыха на овитой виноградной лозой веранде? А самым сложным выбором является выбор, какое платье надеть к обеду: шёлковое или бархатное?

И она ловила себя на мысли, что хочет туда, хочет в свободную Альгарду, хочет услышать чарующее пение её ласковых птиц, хочет вкусить сочных южных фруктов и увидеть настоящее бурное море, хлопать танцующему Хоакину, хочет убежать из дома. Подальше от кровавой арены, как можно дальше от безжалостной альмандиновой короны, дальше от благих намерений отца, из-за которых она задыхалась.

В тот же день они с Лаэтаном бросали камни в Змеиную яму, как когда-то принцесса делала это с братом и старшей сестрой, и вслушивались в странное шипение глубоко на дне. В тот день Лаэтан обещал, что в следующий раз, когда приедет с семьей в Паденброг, на свадьбу, он привезёт Ясне в подарок самый красивый кантамбрийский жадеит в обрамлении изумрудов, и там, на краю бездонной пропасти, наследник южных земель обещал быть ей заботливым мужем и другом.

В его клятве ещё не звучало любви, лишь преданность, продиктованная долгом и понятием чести, но его слова пронизывала искренность и решительность юного мужчины, готового на всё ради девушки, которую ему теперь вверено защищать.

ГЛАВА 24 Орда касарийского кадерхана