Корона и плаха

И снова Диккенс: «Дурные и распущенные люди, обезумев от отчаяния, пьянствовали в тавернах, пели шумные песни, заболевали там, выходили и падали замертво». Описывая этот в буквальном смысле слова пир во время чумы, Диккенс не удержался, чтобы не лягнуть лишний раз Карла Второго, которого очень не любил: «Все это время Веселый Монарх веселился как обычно, и толку от него не было ровно никакого». И не задумывался над элементарным вопросом: а в чем, собственно говоря, король мог помочь лондонцам? Во времена, когда надежных противочумных лекарств еще не существовало, как и нынешних методов борьбы с эпидемиями? Абсолютно ничем…

Как часто бывает, расцвела самая махровая мистика. Снова Диккенс: «Боязливые и суеверные внушали себе, будто видят необыкновенные картины – пылающие в небесах мечи, гигантские ружья и стрелы. Кое-кто уверял, что по ночам несметные толпы привидений водят хороводы вокруг ужасающих ям».

Отбуйствовав несколько месяцев, чума пошла на убыль, а там и вовсе исчезла. Не знаю, сколько жизней она унесла в Англии, но в Лондоне умерло примерно 100 000 человек – пятая часть горожан. Это была последняя эпидемия чумы в истории Англии. Больше «черная смерть» не появлялась. Внятного объяснения этому так и не дали ни историки, ни врачи. До сих пор во многом остается загадкой, как возникают эпидемии и как они распространяются, порой очень причудливо. Странностей тут много. Впрочем, я о них подробно писал в книге об истории медицины, так что повторяться не буду, упомяну лишь, что тогда не какие-то шарлатаны, а ученые-медики в качестве лекарства использовали мох, белену, копченые конские яички и даже майскую росу. И что тут мог поделать король?

Чума еще не ушла из Лондона окончательно, когда, как будто мало было «черной смерти», навалилась другая беда – Великий пожар, самый крупный за всю историю города…

Пожар начался 2 сентября 1666 г. Есть сведения, что начался он с дома королевского пекаря Джона Фарринора. В России после одного из самых опустошительных московских пожаров появилась поговорка: «Велика Москва, а от копеечной свечки сгорела». Нечто подобное произошло и в Лондоне: оставили без присмотра печку, начался пожар, огонь не заметили вовремя, он перекинулся на соседний дом, и заполыхало… Огонь распространялся с поразительной быстротой – из-за того, что впритык друг к другу стояли домишки в основном деревянные, где из досок, где просто из оштукатуренной дранки. Большинство из них были старыми, дерево просохло и вспыхивало, как порох. К тому же многие дома были крыты соломой, как следует высохшей во время засушливого лета. Так что пищи для огня хватало…

В то время уже существовали регулярные пожарные силы, а с начала столетия и насосы, пусть примитивные. Однако пожарных не хватало, огонь распространился на большую территорию, к тому же дул сильный восточный ветер, разносивший искры и головешки. Свидетели пожара описывают и «дождь из огненных капель», и ручьи расплавленного свинца, текущие с крыши старого готического собора Св. Павла на улицы: «свинец, раскаленный докрасна, так что ни человек, ни лошадь не могли на него ступить».

Вот теперь король мог предпринять какие-то реальные действия – и предпринял. Он приехал в Лондон, послал на подмогу пожарным отряды своей личной гвардии, убеждал людей сносить дома, чтобы помешать огню распространиться, лично участвовал в тушении нескольких пожаров. По его приказу военные моряки герцога Йоркского взрывали не то что отдельные дома – целые улицы.

Лондонцы в панике бежали от разгула огненной стихии. В самом выгодном положении оказались те, кто жил на берегах Темзы – у многих были лодки, на которых и спасались по реке. Нашлись мазурики, которые беззастенчиво грабили брошенные обитателями, но еще не загоревшиеся дома – впрочем, такое во время больших городских пожаров случалось во многих странах, в том числе и в России.

Великий пожар продолжался пять дней, потом его все же удалось остановить. Помогла и природа – прошел проливной дождь, сбивший огонь и потушивший горящие головни. Однако ущерб был громадный: уцелела только шестая часть города. Огонь уничтожил 460 улиц и примерно 13 200 домов, 89 церквей, в том числе и собор Св. Павла, четверо городских ворот из семи, склады торговцев и военного флота. Погибших оказалось на удивление мало, всего шесть человек – по официальным данным, а они порой бывают заниженными, но все же, надо полагать, не в разы. Без крова остались 200 000 человек, половина выживших после чумы горожан. Лондон для вернувшихся предстал чужим, неузнаваемым. Один из очевидцев Великого пожара вспоминал: «Карабкался по грудам еще дымящихся обломков и часто ловил себя на том, что не понимал, где нахожусь. Да и никто не мог понять, где он находится, разве только по развалинам какой-нибудь церкви или ратуши, от которых остались заметная башня или шпиль». Земля под ногами этого лондонца была так горяча, что он едва мог идти, железные ворота и решетки тюрем расплавились, из погребов валили клубы черного дыма…