Она повторяла про себя слова Лорена. Никаких закрытых дверей или окон. Ночь без света. Она уже успела нарушить один из его приказов, позволив хозяйке зажечь несколько свечей, чтобы можно было разглядеть ложки, которые подносили ко рту во время ужина. Ничего, что могло бы вызвать излишний интерес со стороны.
Келани с трудом сглотнула. Она дала руке женщины вести себя. Медленно, очень медленно.
Лереса почувствовала, как холод ударил ее по коже, как будто с неба падала не вода, а маленькие ледяные булавки. Она зажмурилась. По спине пробежал озноб. Зубы застучали.
Лереса снова открыла глаза. И на этот раз увидела белые прерывистые косые линии на темно-синем, как океан, фоне.
Женщина указала на здание напротив.
– Что ты видишь?
Келани сосредоточилась. Она проследила за ее пальцем, который указывал на здание через дорогу. В некоторых окнах виднелись заметные ореолы света, в других – зияла чернота. Но не это силилась показать ей херианка.
– У большинства окна закрыты, – прошептала она, не дожидаясь, пока Кевалайн ответит на заданный ей вопрос, – и они на лучшей стороне. Винер даже не мечет свои струи и молнии в них.
– Но Лорен… – забормотала Келани, и тут же замолкла, ее голос дал слабину.
Может, не стоило называть его по имени? По крайней мере, без упоминания солдатского звания. Что он делал в эту секунду? Исполнил ли ее просьбу? Был ли он с Кирстин?
В мгновение ока ее лицо исказила гримаса боли. Вот опять, она занималась тем, что и весь день: глядела в окно и оборонялась от воспоминаний, которые причиняли ей лишь страдания, делали ее слабее. Несмотря на смех, улыбки и все хорошее, напоминавшее ей о сестре с начала Арены, память о Кирстин наполняла ее глубокой грустью, потому что в конце концов одна мысль всегда побеждала все остальные: они не попрощались. Она не обняла ее, не сказала, как сильно ее любит. Келани всхлипнула.
Лайла вывела ее из задумчивости: прохладная ладонь коснулась ее щеки. Келани вздрогнула, невольно отдалившись от женщины. Лайла поспешно опустила руку и снова посмотрела в окно.
– Я не подвергаю сомнениям те советы, что дали вам во дворце, – отчетливо произнесла она, – но именно вы должны оценить, когда им следовать, а когда нет, в зависимости от обстоятельств. Сейчас ночь перемирия. Никто из вас не смеет покидать свои укрытия, пока не зазвонит колокол. Не имеет права смотреть в окна и искать открытые двери, и даже в этом случае та, которая отличается от остальных, привлекла бы больше внимания, вам не кажется?
Глаза Келани опять уперлись в здание через улицу и то, что справа от него. И слева. Она вздохнула.
– Вы правы, Лайла, – наконец признала она. – Делайте что хотите.
Женщина задвинула обе створки в оконную раму.
– Я пойду закрою остальные, – объявила она, оборачиваясь.
Лереса кивнула и отпустила ее. Она собиралась присесть, надеясь, что ужин будет вскоре готов. Чем дольше Келани выжидала, тем меньше у нее оставалось времени на отдых, если она вообще могла расслабиться.
Лереса чуть не споткнулась в полумраке о мальчика. Она не видела, откуда он взялся. Тот стоял, прижавшись к столу, что был чуть выше линии его глаз и кончика носа, освещенный дрожащим пламенем свечей. Огонь придавал его коже оранжевый оттенок. Мальчик встал на цыпочки и потянул руку, выставив один палец вперед, к огню. Келани перехватила его за запястье. Он оглянулся на нее.
– Не советую тебе этого делать, – сказала она. – Огонь может навредить тебе.
Мальчишка освободился и быстро спрятал руку за спину. Он уставился на пол. И, казалось, смутился. Келани опустилась на корточки перед ним, изучая.
– Ты Кай? – спросила лереса, вспомнив, как его мать обращалась к нему раньше. – Это твое имя?
Мальчик очень быстро замотал головой в обе стороны. Лересе было больно даже смотреть на него, так быстро он это делал.
– Некай, – сказал мальчик пронзительным голосом, когда остановился.
– Некай, – повторила лереса, смакуя это имя. – Мне нравится. Очень мило, – призналась она с улыбкой, мальчик тоже улыбнулся. – Знаешь, у меня есть младший брат, хотя он немного старше тебя. Его зовут Курт. Ему восемь лет. А сколько тебе, Некай?
Мальчик смотрел на одну руку, пока другой загибал пальцы и пытался прижать большой к ладони. Он показал лересе. Она насчитала четыре.
– Так тебе четыре?
– Нет, – тут же сказал он, снова покачав головой и нахмурившись с досадой. Однако вновь показал ей четыре пальца.
Келани не решилась повторить попытку, и мальчик рассердился. Тогда она широко раскрыла глаза и закивала:
– Ты прав, – пошла она обманным путем. – Извини, я плохо рассмотрела. Какой ты большой!
Некай довольно оскалил зубы.
– Ты хочешь, чтобы я научила тебя чему-то очень, очень, очень забавному? – спросила К., сопроводив свои слова озорным жестом, который должен был рассмешить его и который очень смешил всех детей во дворце. – Чтобы ты мог играть с огнем, не обжигая пальцы?
Мальчишка оживленно закивал.