Корона клинков

— А то как же. Одёжа там богатая осталась, сундуки дорожные. Только дурак не станет возвращаться за своим добром.

— Или тот, кто намерен водить вас за нос, Петрокл. Оплаченная комната и вещи должны ввести и, кстати, ввели вас в заблуждение, заставить сидеть в засаде и ждать. — Легат снисходительно улыбнулся, — я бы на месте Меллорна не только барахло своё, кошелёк с деньгами для вас, дурней, оставил. Значит так: засаду снять, но наблюдателя одного оставить, так, на всякий случай. Вдруг кто-нибудь сундуками заинтересуется. Ему, естественно, сесть на хвост, а дальше в соответствии с «Руководством по слежению, засадам и прочим фискальным действиям». И что там у вас? Не тяните, Петрокл, по вашему довольному виду догадываюсь, что самое интересное вы приберегли на сладкое.

Начальник городской стражи важно переложил документы и начал: — за истекшие сутки в Осэне согласно предписанию были задержаны и препровождены в комендатуру для выяснения личности одиннадцать молодых людей. Десять из них были отпущены.

Осокорь ждал, опасаясь спугнуть удачу.

— Я готов предъявить господину легату арестованного номер восемь. Он наотрез отказался назвать своё имя и оказал серьёзное сопротивление, так что имеются основания полагать, что он — именно тот, кого мы ищем.

Прокуратор переглянулся с толстым комендантом. Не нужно было быть ясновидящим, чтобы прочесть их мысли. Если Петрокл поймал нужного столичному порученцу человека, то очень скоро он покинет Осэну вместе со всеми тревогами и волнениями, а жизнь вновь обретёт своё привычное неспешное течение.

Петрокл высунул голову за дверь и приказал:

— Введите арестованного!

В кабинет втолкнули парня лет восемнадцати со связанными за спиной руками. В его густых волосах запутались соломинки, губа распухла, а под глазом лиловел шикарный синяк.

Осокорю хватило одного беглого взгляда на подозреваемого, чтобы его лицо залил тёмный румянец гнева. Медузий подобрался на своём стуле, предвкушая бурю.

— Скажите, Петрокл, — заговорил легат со зловещей вежливостью, — вы все цвета различаете правильно? А вы, прокуратор? Или вы, господин комендант порта? Зелёный цвет с красным не путаете?

Те двое согласно закивали, недоумевая от нелепости вопроса.

— Тогда какого черта! — заорал уполномоченный из столицы, — какого черта вы приволокли сюда этого переростка? Или у вас не только с глазами, с соображением туговато! Детинушке лет восемнадцать, поди, стукнуло, а вам кого искать надлежало? Извольте отвечать, когда к вам обращаются!

Прокуратор с обидой ответил:

— Со зрением у меня всё в порядке.

Комендант порта в знак согласия столь энергично закивал головой, что его полные щеки затряслись, как студень из поросячьих ножек.

— Если так, то почему передо мной стоит этот человек? — легат сверкнул глазами. — В предписании недвусмысленно говорилось, что меня интересует светловолосый подросток пятнадцати лет с голубыми глазами. Слышите, голубыми, как небо, как море или как ваш плащ, господин прокуратор провинции Сциллия. Вместо этого вы приводите практически мужчину с карими глазами, пусть даже светло-карими. Как, извольте вас спросить, я должен это понимать? Тут, господа хорошие, государственной изменой попахивает, — закончил он негромко и многозначительно.

Медузий, шумно дыша, вытирал пот, а прокуратор Герний Транквил делал страшные глаза в адрес стоящего истуканом Петрокла. Именно так по его мнению должен был вести себя человек, возмущённый до глубины души тем, что нерадивые подчинённые сперва держали его в темноте, а потом и вовсе подставили под начальственный гнев.

— Объяснитесь, Петрокл, — потребовал он строгим голосом, — с вас, как начальника городской стражи, главный спрос.

— Чего уж тут объяснять, — Петрокл упрямо наклонил седеющую голову, — я подумал, мол, пацаны ещё какими рослыми бывают. Моего хотя бы возьмите: весной шестнадцать сравнялось, а оглаед почти с меня вымахал. У этого, — кивок в сторону тупо стоящего арестанта, — волосья, кажись, не тёмные, да и глаза тоже. Главное вёл он себя уж больно подозрительно: документов при себе, ясное дело, никаких нет, имя назвать отказался, зачем в Осэну приехал и откуда, опять же объяснить не может. Да ещё стражнику по уху съездил. Пришлось, того, утихомирить немного. И вообще, субъект подозрительный.

— Значит подозрительный, мать вашу, субъект? — переспросил Осокорь, — да в вашем провонявшем рыбой портовом городишке такими подозрительными улицы мостить можно.

Он встал и обошёл вокруг арестанта, который лишь недоуменно хлопал глазами, ничего не понимая в перепалке незнакомых ему, но явно обличённых властью людей.

— Как тебя зовут? — негромко спросил Осокорь.

— Ломарь, — ответил парень.

— Хорошее имя. Живёшь-то ты где?

— На Бараньем хуторе.

— С чего это ты, Ломарь, со стражниками в драку полез?