Корона мечей

– Потому что вы – Амерлин. Мы не дурочки и видим, что происходит. Некоторые сестры считают, что вы – марионетка Шириам, хотя большинство убеждены, что за ниточки дергают Романда или Лилейн. Однако мы понимаем, что это не так. – Лицо ее исказилось от гнева. – Я покинула Башню, так как считала, что Элайда не права. Они избрали Амерлин вас. Вот почему я с вами. Если, конечно, я вам нужна. Если вы можете доверять мне без Клятвенного Жезла. Я хочу, чтобы вы верили мне.

– А ты, Теодрин? – спросила Эгвейн, внимательно вглядываясь в ее лицо. Она всегда знала, как Айз Седай относятся к ней, и это само по себе было достаточно неприятно. Однако услышать такое из чужих уст... больно.

– Я тоже с вами, – вздохнув, ответила Теодрин, – если вы согласны. Мы – это очень мало, я знаю. – Она развела руками с оттенком пренебрежения. – Но, похоже, мы – это все, что пока у вас есть. Хочу признаться вам, что колебалась, Мать. Это Фаолайн настояла на том, чтобы мы поговорили с вами начистоту. Откровенно говоря... – Безо всякой необходимости поправив шаль, Теодрин посмотрела прямо в глаза Эгвейн: – Откровенно говоря, я не вижу, каким способом вы можете одержать победу над Романдой и Лилейн. Но мы считаем, что должны вести себя как настоящие Айз Седай, хотя пока и не являемся ими. Что бы вы ни говорили, Мать, мы не станем ими, пока остальные сестры не видят в нас Айз Седай, а это произойдет только тогда, когда мы пройдем испытание и дадим Три Клятвы.

Выдернув из-под чернильницы сложенный листок пергамента, Эгвейн задумалась, поглаживая его пальцами. Неужели в данном случае движущей силой являлась Фаолайн, а Теодрин только с ней соглашалась? Это казалось столь же невероятным, как если бы волк послушно следовал за овцой. Судя по выражению лица Фаолайн, «нелюбовь» было очень мягкое слово для выражения чувств, обуревавших ее в отношении Эгвейн. А раз так, Фаолайн наверняка понимала, что Эгвейн вряд ли сможет относиться к ней как к возможному другу. А если все это проделано по соглашению с кем-то из Восседающих? Неплохой способ устранить ее подозрения.

– Мать... – начала Фаолайн и замолчала с удивленным выражением на лице. Это был первый случай, когда она таким образом обратилась к Эгвейн. Однако, глубоко вздохнув, она твердо повторила: – Мать, я понимаю, нужно время, чтобы вы поверили нам, ведь мы никогда не держали в руках Клятвенный Жезл, но...

– Хватит об этом, – прервала ее Эгвейн. Осторожность, конечно, необходима, но не стоит перегибать палку. Она не позволит себе отказаться от помощи только из опасения заговоров и козней. – Вам кажется, что Айз Седай верят только потому, что они давали Три Клятвы? Люди, хорошо знающие Айз Седай, понимают, что, придерживаясь правды в основном, любая из них при необходимости способна вывернуть ее наизнанку. Мое мнение таково: Три Клятвы вредны в той же степени, а может, и в большей, в какой и полезны. Я буду верить вам до тех пор, пока не узнаю, что вы обманываете меня, и буду доверять вам, пока вы этого заслуживаете. То есть буду действовать так, как поступают по отношению друг к другу все люди. – Если хорошенько подумать, Клятвы на самом деле ничего не меняли. Учитывая возможность манипулировать Клятвами, они в какой-то мере даже увеличивали настороженность людей ко всему сказанному Айз Седай. – И вот еще что. Вы обе – самые настоящие Айз Седай. Чтобы я не слышала больше ни о каких испытаниях, или Клятвенном Жезле, или еще о чем-нибудь в том же духе. Хватит того, что вам пришлось лицом к лицу столкнуться со всей этой чепухой, нечего повторять ее, точно попугаи. Я понятно объясняю?

Обе женщины, стоящие по другую сторону стола, пробормотали, что да, им все ясно, и обменялись долгими взглядами. На сей раз у Фаолайн был такой вид, точно она колеблется. В конце концов Теодрин опустилась на колени рядом с креслом Эгвейн и поцеловала ее кольцо:

– Клянусь Светом и моей надеждой на спасение и возрождение, я, Теодрин Дабей, буду верно служить и повиноваться вам, Эгвейн ал’Вир, а иначе пусть меня лишат жизни и чести.

Эгвейн хватило только на то, чтобы кивнуть. Никакие ритуалы Айз Седай не содержали ничего подобного; так обычно лорды клялись своему правителю. Более того, не всякий правитель удостаивался того, что ему давали такую сильную клятву. Как только Теодрин с улыбкой облегчения поднялась с колен, ее место тут же заняла Фаолайн:

– Клянусь Светом и моей надеждой на спасение и возрождение, я, Фаолайн Оранде...

Большего Эгвейн не могла ни желать, ни требовать. По крайней мере, от любой сестры, если, конечно, та годилась на что-то большее, чем подать Амерлин плащ, когда поднимется ветер.

Закончив, Фаолайн осталась стоять на коленях.

– Мать... То, что я сказала... что не люблю вас... Мне кажется, я должна быть за это наказана. Если хотите, я сама назначу себе наказание, но вы вправе сделать это. – В ее голосе, так же как и в позе, ощущалось заметное напряжение, но оно было вызвано не страхом. Ее взгляд смутил бы и льва. По крайней мере, она страстно этого желала.