Корона. Официальный путеводитель по сериалу. Елизавета II и Уинстон Черчилль. Становление юной королевы

«Единственное, что могла тогда сделать королева, – вспоминал позднее Колвилл, – это положиться на человека, которого она очень хорошо знала и которому могла безоговорочно доверять. И такой человек должен был немедленно уйти в отставку, когда Иден выздоровеет». Очевидным кандидатом на эту роль был Роберт Солсбери по прозвищу Боббети, давний союзник Идена, который почти десять лет боролся за право «престолонаследия» для своего друга Энтони. Колвилл в срочном порядке через Соумса посоветовался с Черчиллем, и оба они указали на Боббети, с его семейными ценностями и сильными религиозными принципами, как на лучшего кандидата для подобных дел. На этом и порешили. Когда Солсбери поступило предложение при необходимости стать «смотрителем» места премьер-министра, пятый маркиз согласился должным образом сыграть эту роль. Таким образом, план выхода из кризиса был разработан в выходные 27–28 июня с участием Колвилла, Солсбери, доктора Морана и Черчилля, действовавших через Кристофера Соумса, который был не только доверенным лицом и зятем премьер-министра, но и его личным секретарем в парламенте. По ходу дела участники «кризисного штаба» консультировались с другими высокопоставленными консерваторами, в частности с Ричардом Остином Батлером, фактически третьим лицом в Консервативной партии, согласие которого и оказалось решающим. Как только Батлер сказал «да» (а это было весьма благородно с его стороны, поскольку он вполне мог сам пробовать выдвинуться на высшую должность), Черчилль смог через Ласеллса по телефону порекомендовать королеве вариант «смотрителя» на случай, если болезнь потребует его отставки. Но, что самое главное, премьер-министр в ходе этих переговоров так и не дал понять, насколько он болен. «Уважаемый премьер-министр, – сочувственно писала ему Елизавета при первых же новостях о «временных неудобствах» Черчилля, – я с сожалением узнала от Томми Ласеллса, что вы в последние несколько дней не очень хорошо себя чувствовали. Надеюсь, что это не очень серьезно…»

«Временные неудобства»? В седьмой серии вежливый, но явно не встревоженный тон письма королевы означает для Клементины Черчилль, что муж чего-то недоговаривает. «Что именно ей известно? – подозрительно спрашивает она. – Судя по тону письма…»

«Она думает, что я простужен, – робко признается ее муж. – Знай она правду, она запретила бы мне покидать постель» (в данном случае – заставила бы подать в отставку. – Прим. ред.). Исторические документы ясно показывают, что Черчилль решил, как он любил говорить, «прикинуться свиньей». В кризисной ситуации он прибегал к любой тактике, какой бы грязной она ни была, чтобы добиться своего. Премьер позаботился о том, чтобы в июне того года слово «инсульт» не ушло дальше стен поместья Чартуэлл: из официального медицинского бюллетеня были вырезаны слова «нарушение мозгового кровообращения», а кроме того, он взял с Соумса и Колвилла слово сохранить в тайне подробности своих объяснений с Дворцом. По свидетельству доктора Морана, «он сказал королеве, что надеется скоро появиться на работе и вернуться к своим обязанностям». Это был умышленный обман, который Питер Морган раскрывает так, чтобы довести седьмую серию «Короны» до драматического завершения. По мере того как в конце июня и июле 1953 года в стране разворачивались драматические события, Черчиллю удалось довольно значительно поправить здоровье после инсульта, и он продержался на Даунинг-стрит еще 20 месяцев. К тому времени, когда Елизавета II узнала правду о его состоянии, премьер-министр уже вернулся к активной работе: обсудил с президентом США Эйзенхауэром угрозу, исходящую от взрыва в СССР водородной бомбы, выступил в палате общин и даже собрал в октябре в Маргите конференцию Консервативной партии, на которой выступил с вдохновенной речью. После коронации Елизавета II уже не стала возвращаться к событиям того лета, да это и не имело особого смысла. Но мы завершаем просмотр седьмого эпизода интересным упражнением в том, как бы это могло быть.

«Знаю, управление не моя работа, – говорит Елизавета раскаявшемуся маркизу Солсбери, которого она вызвала во дворец. – Однако я обязана обеспечить эффективное управление. Но как я могу это сделать, если мои министры лгут, сговариваются и скрывают от меня правду? Вы помешали мне исполнять мои обязанности. Вы самонадеянно препятствовали нормальному функционированию Короны».

Морган считает, что по отношению к Черчиллю королева была бы еще более сурова. «Я еще совсем молода и только начинаю служить своей стране, – говорит Елизавета. – И я бы никогда не подумала, что мне придется читать нотации человеку, который столько сделал для Британии и который настолько старше меня. Однако вы ведь были на моей коронации. А значит, вы своими ушами слышали, как я принимала клятву в том, что буду править своим народом в соответствии с существующим законом и традициями. И один из этих законов гласит, что избранный премьер-министр должен быть здоров как рассудком, так и телом. Это не назовешь завышенным требованием, вы согласны?»