Корона, огонь и медные крылья

– Это, наверное, допустимая мера, Раадрашь, – сказала я, обращаясь к ней, но так громко, чтобы слышали и другие, – но это – последняя мера. Не будем торопиться. Горе, причинённое смертью отца, и честолюбие лишили принца Лаа-Гра разума на короткий срок. Он придёт в себя, когда кончится эта ужасная ночь. Это, конечно, не воскресит мёртвых, но зато поможет принцу воздержаться от ещё большего зла.

– Хэй, женщина! – рявкнул Лаа-Гра. – Считаешь меня безумным?!

– Докажи мне, что я не права, – сказала я кротко. – Я слаба, я глупа. Я не могу видеть далеко. Я всего лишь вывожу посылки из очевидных фактов. Ты заочно похоронил моего мужа, которого я люблю, и приказывал убить его ребёнка. Это было обдуманным решением? Ты – расчётливый злодей, а я ошиблась?

Лаа-Гра стукнул кулаком по подлокотнику трона и сморщился. Юный принц радостно улыбнулся и показал на двери зала за моей спиной:

– Смотрите! Бабушка Бальшь!

Госпожа Бальшь, укутанная в чёрный шёлк, похожая на призрак в сиянии свечей, опираясь на руку Эрлие, ненакрашенного, в чёрном, с восковым неподвижным лицом, сопровождаемая ещё парой одетых в чёрное кастратов, вошла в зал, медленно прошествовала мимо принцев и остановилась у трона:

– Твоя мать была изворотливая сука, Лаа-Гра, – протянув к трону крохотную сухую руку, сказала она своим резким голосом, в котором не ощущалось ни тени слабости. – Она была умна и хитра; с чего это ты так глуп? Не в родителей пошёл?

Лаа-Гра привстал с трона, изменившись в лице:

– Была, Бальшь?!

Госпожа Бальшь расхохоталась в ужасной тишине:

– Ты забыл, принц: старшие жёны и любимые рабыни сопровождают государя на тот берег! Пока ты играл в короля, я следовала древнему обычаю. Мне только не удалось найти опиума, чтобы уход твоей матери был блажен; оттого я дала ей выпить настойки Чёрного Сердца. Она подохла, скуля, – как подобает суке, породившей паршивых щенков!

Лаа-Гра, забыв обо всём от горя и ужаса, вскочил, в два прыжка подбежал к госпоже Бальшь и схватил её за горло – тоненькая фигурка государыни показалась тростинкой в его руках. Эрлие вскрикнул от ужаса и попытался разжать его пальцы, но силы принца-воина и кастрата были, очевидно, неравны – Лаа-Гра, не глядя, отшвырнул его в сторону, как досадную помеху, а его солдаты схватили остальных кастратов из свиты государыни, рванувшихся на помощь своей госпоже, заломили им руки и оттащили подальше. Юный принц, вмиг растеряв весёлость, пронзительно закричал, совсем по-детски:

– Лаа-Гра, бешеный пёс, остановись, ты убьёшь бабушку!

Этот вопль привёл Лаа-Гра в чувство, по крайней мере, настолько, чтобы он осознал, что творит, и выпустил госпожу Бальшь из рук – но государыня осела на пол, и её голова ударилась о тёмно-красный камень с глухим неживым стуком. Горбоносый принц, усмехнувшись, вскинул вверх правую руку, так, будто держал невидимый кубок – жест, которым в Ашури приветствовали победителей поединка. Высокий и хмурый принц, стоящий бок о бок с ним, с отвращением отодвинулся.

Младший принц кинулся на пол рядом с государыней, затормошил, коснулся пальцами губ, пытаясь уловить тепло дыхания, – но, как видно, не преуспел в этом. Отпустив обмякшее тело, он вскочил и указал на Лаа-Гра вытянутой ладонью – «именно ты и преступник!»:

– Как ты мог! Надеюсь, сердце сгорит в твоей груди!

Но Лаа-Гра уже взял себя в руки.

– Я следовал древнему обычаю, – сказал он с нервным и глумливым смешком. – Бальшь пережила своего мужа, не согрев его могилу своим теплом, – так отчего бы ей не проводить на тот берег нежно любимого сына? И тебе, Эль-Тхи, лучше не рыдать сейчас: Бальшь убила мою мать, возможно, за ней последовала и твоя!

– Верно, верно, – откликнулся горбоносый, улыбаясь. – Во Дворце всегда пахнет ядом, но сейчас, как мне кажется, этот привычный запах стал слабее!

Эль-Тхи шмыгнул носом, вытер ладонью лицо и остановился перед троном, тяжело дыша:

– Ты слишком много на себя берёшь, Лаа-Гра… А ты, Скиин-Хеа, просто мерзавец!

– У малютки Эль-Тхи есть сердце! – со смехом воскликнул горбоносый Скиин-Хеа. – Кто бы мог подумать! Какие удивительные дела нынче творятся!

– В Гранатовом Дворце стало на одного убийцу меньше, – сказал Лаа-Гра. Его полуулыбка снова явственно отдавала безумием. – Так что дела неплохи. Тхарайя был любимчиком Бальшь; мне бы не хотелось, чтобы эта побелевшая от старости ядовитая змея укусила и меня, чтобы Тхарайя не скучал на том берегу!

– О, этот страх великого воина перед дряхлой старухой! – фыркнул высокий хмурый принц, и Скиин-Хеа возразил, смеясь:

– О, эта детская вера в беззащитность скорпиона и безопасность гадюки!