Корона, огонь и медные крылья

Она только дёрнулась в моих руках, как пойманный зайчонок – а я крикнул Кериму, всё ещё горящему золотым инобытийным светом:

– Благослови нас, Солнечный Пёс! Союз, созданный Нут, уже заключён – но женщина не верит. Благослови огнём!

– Ну, господин должен знать, что не женщина, а девушка не верит, – сказал Керим, ухмыльнувшись самым будничным образом. – Хотя девушка только разумом не верит, а сердцем уже почти верит, так что, я думаю, Солнце и Костёр могут её убедить, чтобы она совсем поверила.

Яблоня вдохнула ртом, в детском негодовании, и снова пролепетала: «Царевич Ветер, это нечестно!» – но тут стена текущего пламени взметнулась вокруг нас, не обжигая тел, зато воспламенив кровь: я сквозь одежду ощущал жар Яблони и слышал в гуле огня стук её сердца.

Воины кричали: «Расцветай, прекрасная! Живи вечно!», когда я нёс Яблоню сквозь огонь; кажется, её евнух кричал вместе со всеми. Её личико было совсем рядом с моим, её дыхание опаляло мою щёку, а её взгляд, поражённый, по-детски восторженный, впервые в моей жизни развернул крылья за моей спиной, оставив свободными руки – сколько помню себя, у меня это никогда не выходило.

Я не вошёл, а влетел в свои покои, в свою любимую комнату на самом верхнем ярусе. Распахнул ставни ногой, поставил Яблоню на подоконник. Она в ужасе перед высотой обеими руками схватилась за меня – я снял её на пол и прикрыл окно, из которого тёк ночной холод.

Она стояла передо мной, кутаясь в свой голубой платок. Ей, похоже, хотелось смеяться или сердиться.

– Царевич Ветер! – сказала она слишком строго для искреннего тона. – Я вовсе не соглашалась стать твоей женой!

– Для царевны это обычно, – сказал я нарочито сурово, подделываясь под её манеру. – Ведь женой того, другого, ты тоже не соглашалась становиться. Удел женщины гранатовой крови – это династический брак.

– Я не твоей веры! – сказала Яблоня обиженно.

– Ты не веришь в Нут? – спросил я и удивлённо поднял брови. – Или ты не веришь в то, что нас благословил Костёр Керима?

– Знаешь ли ты, – спросила она, препотешно хмурясь, – что тебя хочется побить за такую лицемерную мину?

Я встал на колени перед ней, посмотрел снизу вверх и спросил:

– Ты сама будешь меня бить, госпожа души моей, или позовёшь палача?

Она безнадёжно махнула рукой и рассмеялась. Присела на ложе, смотрела, улыбаясь.

– Ты – коварный змей, ты – хитрая лиса, у тебя нет совести! Как ты смел устроить охоту на меня?

– Ты очень удачно отвлеклась, – сказал я. – Ты так опрометчиво показала мне свою душу – как я мог не охотиться?

– В моей стране, – сказала она с досадой, – муж и жена друг для друга! Только двое! А у тебя, лицемер, была сотня других женщин! Мы в разном положении – ты всё знаешь, а я ничего…

– Это поправимо, – вставил я, и она махнула на меня уголком платка.

– Я говорю не об этом! Послушай, Ветер, зачем я тебе? – её голосок вдруг стал таким грустным, что мне захотелось обнять её ноги и пообещать всю вселенную. Я и обнял – она не отстранилась. Она была горяча от костра; от неё пахло сливками, дымом и выгоревшей за лето степной травой. Я поцеловал её в висок, и она отвернулась, проговорив в сторону:

– Ты опять меня пугаешь. Я ведь такая же, как все… ты и во мне ничего не найдёшь…

– Яблоня, я всё в тебе уже нашёл, – сказал я. – Неужели ты ничего не поняла? Нут привела тебя в этот замок, чтобы все, кто в нём обитает, стали счастливыми! Ты сделала меня счастливым одним своим появлением, я сделаю тебя счастливой – ты всё ещё в это не веришь? Твой бедный дружок-евнух уже счастлив, вскоре твоя удача распространится на всех кругом. К чему противиться судьбе?

– Я совершенно тебя не знаю, – сказала она и маково покраснела.

– Не знаешь и не веришь? – спросил я. – Не может быть.

– Меня учили, что мужчинам верить нельзя, – сказала она задумчиво. – Но я – плохая ученица. Я тебе верю.

– Разве твоё умение доверять подводило тебя раньше? – спросил я, перебирая её волосы. – Разве ты не заметила, что мужчины – твои истинные подданные? Ты должна приказывать, госпожа сердца моего; я достаточно приказывал женщинам, чтобы захотеть ту, которая сможет приказывать мне. Я ведь тоже тебе доверяю.

Интересно, прикажешь ли оставить себя в покое, подумал я. Отошлёшь ли от себя сейчас, после того как мы оба отогрелись священным Костром, сейчас, когда огонь ещё в нашей крови? Женский обычай велит, женская любовь к боли мужчины, претерпеваемой из-за неё, к его жертве, к унижениям его… Ты можешь. Никогда не возьму женщины против её воли. Но это будет значить, что Нут опять хихикнула и выкинула очередную двойку. Сама ведь женщина, отчего бы ей не сыграть на это забавы ради?

Яблоня задумалась, смотрела на меня, чуть улыбалась. Наконец, сказала с тишайшим лукавством:

– Как же я могу тебе приказывать, когда ты старше и мужчина? Разве ты исполнишь?

– Конечно, госпожа моя! – заверил я. Становилось всё интереснее.