Корона, огонь и медные крылья

Эта была та самая пряная сказка, о которой я мечтала. Мы выехали на большую дорогу; по ней, вздымая золотую пыль, ехали всадники на конях, осликах и удивительных существах, очевидно, созданных Господом прямо с мохнатыми сёдлами на горбатых спинах. Мимо нас катились повозки, запряжённые мулами и громадными мускулистыми быками, рыжими, с рогами, выгнутыми наподобие двух половинок лиры. Весёлые погонщики гнали уморительных овец-черноголовок с длинными висячими ушами. Везли на возах груды каких-то плодов, жёлтых, зелёных, полосатых, нереальных, будто выдуманных пьяными художниками; везли уголь, дрова, глиняные горшки, свёрнутые штуки материи. Шли босые крестьяне, укутанные в плащи женщины, белые и серые гуси, которых направляли прутиком дети в косичках и бусах… Все с приветствиями уступали нам путь. Я с наслаждением слушала, как странствующие воины, пропылённые, с иссечёнными сабельными шрамами лицами, в куртках из толстой кожи, обшитых металлическими плашками, кричали вслед Тхарайя: «Привет тебе, Непобедимый Ветер, Убийца Войны! Позови меня – я пойду умирать за тебя!» Раадрашь щипала меня за локоть сквозь шёлк плаща и с досадой говорила вполголоса:

– Если ты мужчина – ты Непобедимый Ветер, и все верещат от восторга, а если ты женщина, на свою беду, – так сидишь укутанная, как рабыня, не смея пикнуть. Это несправедливо! Разве я – не Непобедимый Ветер? Чем я хуже этих мужланов?!

Сейад ухмылялась, покачивая малыша; Шуарле хихикал:

– Раадрашь завидует принцу! – Но Раадрашь в конце концов отвесила ему подзатыльник, и он, якобы всхлипывая, уткнулся в мои колени. – Госпожа, эта жестокая женщина когда-нибудь убьёт меня!

Тхарайя взирал на нас сверху, милостиво улыбаясь, – истинно Непобедимый Ветер – и я прыснула. Между тем наш кортеж подъехал к городским воротам. Сторожевые статуи – красные драконы с нетопырьими крыльями в кривых когтях на сгибах и бычьими головами, в разинутых пастях которых отчего-то росли тигриные клыки, хмуро смотрели на суету мелких людишек у своих чудовищных лап; городская стража обнажила в знак приветствия сверкнувшие клинки, простой люд махал руками и кричал: «Медное Крыло, живи вечно!»

И всё это вдруг так напомнило мне что-то, что кольнуло под сердце. О, я сумела бы додумать эту мысль до конца и всё понять, если бы Лаш-Хейрие не был так опьяняюще прекрасен!

Эти дома лепили из красной глины, эти городские стены возвели из красной глины, смешанной с землёй. Над красными заборами зеленели деревья садов – но дворы надёжно скрывались от глаз: чужой взгляд острее иглы, беспощаднее ножа и может навлечь беду. От дурного глаза женщины укутывались в плащи, а мужчины носили красные одежды и блестящие побрякушки вроде гранатовых ожерелий, по поверью, убивающие зло, – оттого и Эдуард был закутан в алое с золотом одеяльце. Город был красный и зелёный, яркий и шумный: босые мальчишки в красных лоскутьях, с браслетами из стекляшек на запястьях, сновали в толпе с кувшинами воды, предлагая напиться за грош; солидные господа, носящие окладистые бороды, косы и золотые кольца в ушах, пили кавойе и беседовали под навесом из реек, увитых плющом; женщины прямо-таки купались в цветных шелках, выплеснувшихся из лавки на уличный прилавок; сияли золото и сталь в мастерской оружейника, а рядом молодой парень в одних коротких штанах и стеклянных бусах на голом теле как-то вытягивал из ничего изящный глиняный сосуд на вертящемся столике…

У меня кружилась голова. Мне протягивали фрукты и цветы над руками стражи. Юноша-нугирэк в живописных лохмотьях, с лукавой круглой физиономией, отбивал сложный ритм в маленький барабанчик и пел весёлую непристойную песенку, вскрикивая «хэй-я!» после каждого куплета. Рядом девушка, тоже кочевница, тоже узкоглазая и круглолицая, в одних медных обручах на голом гладком коричневом теле, танцевала в пламени костра, горящего на широком медном блюде, смеясь и выдыхая язычок рыжего пламени на каждое «хэй-я». В крохотных соломенных клеточках звонко свистели и трещали большие зелёные усатые букашки. Насквозь пропитанный маслом мужичок продавал всем желающим кусочки поджаренного теста в виде лягушек. Отовсюду пахло геранью, лошадиным навозом, розовым маслом, фруктами, горячим хлебом, жасминовой эссенцией, пылью и бараниной, приготовленной в меду с перцем. Кортеж буквально протискивался по узкой улочке, мощённой булыжником; нам улыбались и тянули руки, чтобы прикоснуться к шерсти коня Тхарайя или к деревянным ободам повозки. Опаляющей жарой, давкой и общей радостью город напоминал бальный зал в большой праздник…

В этот момент в мире вообще не существовало зла.

Антоний

На самом деле они тут все были – сплошное зло: и мужики, и девки, и звери, и мухи. И жарища. И дети. Все эти язычники, Божьи враги, холуи Той Стороны. Я не думал, что всё будет настолько паршиво.