Корона, огонь и медные крылья

– Я отправил трёх голубей во дворец государя, – сказал мой принц. – Мой отец должен узнать об этом, а все в Ашури-Хейе должны узнать о тебе, госпожа сердца моего.

– Мне кажется, или тебя это тревожит? – спросила я.

– Мы вернёмся в Лаш-Хейрие, – сказал Тхарайя, прижимая меня к себе, всё так же мрачно. – Мы вернёмся в Гранатовый Дворец, Светоч Справедливости увидит своего внука, а нам с тобой придётся подчиняться дворцовому регламенту. Конец нашей свободе. Мне придётся забыть о радости просыпаться рядом с тобой; ты будешь жить на тёмной стороне, среди женщин, считающих тебя незаслуженно счастливой, и кастратов-интриганов. И я навсегда забуду о спокойствии, потому что наше дитя – очень нежелательное лицо для всей моей родни. Зато мои любовницы обрадуются и примутся изыскивать пути для мелких гнусностей. А, не следовало бы мне говорить тебе об этом!

– Это правда, не следовало, – сказала я. – Ты меня пугаешь.

– Я хочу, чтобы ты была ко всему готова, Лиалешь, – сказал Тхарайя. – И ещё к тому, что я буду защищать вас от любых бед, как бы ни легли кости Судьбы. Знай: ради вас я нарушу и обычай, и закон, если в том будет нужда.

– А, это ты меня успокоил? – рассмеялась я. – Дракон, я поверила. Ты же знаешь: я ничего не боюсь с тобой.

Тхарайя чуть прикоснулся кончиками пальцев к головке малыша.

– Его имя – Хаштеа, – сказал он нежно. – Огонь, услышь, Нут. Да?

– Да, – сказала я, подумав про себя: «Его имя – Эдуард, и он станет великим владыкой, помоги ему, Господи». У меня были лучшее дитя на свете и лучший на свете муж.

Когда мы спустились с небес… с гор, я хотела сказать, в степи цвели маки.

Светоч Справедливости, государь, отец Тхарайя, прислал за нами целый караван – с чудесными лошадьми, запряжёнными в повозки, в сопровождении верховых рыцарей, которых тут звали «соколами короля». Вся эта процессия дожидалась перед мостом через ущелье. Соколы привели в поводу лошадей для свиты принца; аглийе и лошади косились друг на друга с сомнением и опаской.

– Опять верхом, это невыносимо, – вздохнул Шуарле, но его-то я утешила, пообещав взять к себе в повозку. У воинов Тхарайя не было других возможностей.

– Разве птицам положено трястись в седле? – ворчал Керим, похлопывая вороного по холке. – Разве тем, кто привык парить в небесах, хорошо сидеть верхом на живом существе? Разве живому существу это может понравиться? Разве тебе бы понравилось, Йа-Кхеа, если бы кто-нибудь взобрался к тебе на шею?

– Лошади созданы для всадников, – возразил рыцарь из долины.

– Если бы лошади были созданы для всадников, они были бы созданы с уздой и сёдлами на спине, – возразил Керим. – А раз они рождаются без узды и седла, значит, они созданы для других вещей. Может, лошади созданы бегать по степи на свободе? Разве хорошо садиться на кого-нибудь сверху и бить его ногами, чтобы он бежал быстрее?

– Ну, не все нугирэк так считают, – сказал рыцарь.

– Я – не все, – с достоинством подтвердил Керим и замолчал; впрочем, по нему было видно, что он остался при своём.

Я видела, как аглийе снимали с лошадей узду, заменяя её недоуздками, и как медь выступала на их коже, когда они поднимались в сёдла – останавливая превращение на середине, облегчали своё тело и работу лошади. Да, аглийе не любили верховой езды – но выглядели всадниками благороднейшей посадки, а их кони шли свободно и легко, легче, чем обычно движутся кони под седлом.

Мы с Раадрашь укутались в плащи, но тент на повозке не подняли – я могла вдоволь смотреть на прекрасный мир вокруг, а конь Тхарайя шёл рядом, позволяя моему драгоценному принцу обращаться ко мне, не покидая седла. Сейад держала на руках крошку Эда, который был слишком мал и слишком сыт, чтобы глазеть по сторонам, а потому сладко спал. Стража Тхарайя охраняла нас от всех опасностей Хуэйни-Аман, но каким-то образом не мешала наслаждаться свободой и простором.

Мы ехали по зелёным горам и алой степи; ковёр степных трав был обрызган маками, как каплями крови. Шуарле срывал для меня какие-то мелкие белые цветы, растущие пышными гроздьями и источающие прекрасный медовый аромат. Мне подали воды из придорожного ключа, дивно чистой, ледяной. Тхарайя запел серенаду; его воины-аглийе присоединились к нему; Эдуард проснулся, удивлённо посмотрел на меня, улыбнулся беззубым ротиком и снова задремал. На горизонте встали красные стены Гранатового Города под сияющим солнечным небом.