Корона скифа (сборник)

– Веселишься? – возмутился полковник. – А что это у тебя из-за пазухи выглядывает? – выдернул он из разреза пиджака Аркадия недавно полученный в подарок портрет.

– Так-с! – сказал подполковник, – друзья государственного преступника, который печатает в газетах подлые пасквили под названием «Скандалы Колчаку»? Члены шайки Антона Сорокина! Надо немедля вас отвести в контрразведку. Сейчас сдам вас первому же патрулю.

Новая папаха офицера сияла, усы топорщились, сапоги скрипели.

В голове Николая Зимнего вертелись странные мысли – почему – папаха, а не мамаха? Папаха, от слова папаша, наверное, в смысле – командир – отец.

– Нас не надо сдавать патрулю! – воскликнул Коля. Мы приехали из Томска по просьбе несчастной матери убитого в бою юнкера. Мои друзья должны доставить ей тело павшего в бою сына. Нас обокрали.

Коля вкратце обрисовал офицеру положение, в которое попала троица. И пояснил наличие у них портретов друга Сиамского короля:

– Портреты Сорокин сегодня раздавал возле сквера всем желающим. Мы не знали, что человек этот вне закона. Там была афиша, что он – король поэтов. А мы ведь не здешние.

Подполковник внимательно осмотрел всех троих. Потом отрывисто и решительно как бы скомандовал:

– Эти двое доставят тело убиенного матери. А ты должен мстить за безвременно ушедшего юного товарища. На лыжах ходишь? Грамотен? Включаю тебя в создаваемую мной летучую разведгруппу. Твой отец – кто?

– Был офицером, – смущенно сказал Коля, – и подумал: вот, теперь подполковник начнет допытываться про звание отца, и куда он делся. А сказать-то Коле нечего.

Но тот сказал, как отрубил:

– Значит – погиб! Тебе продолжать его дело! Россия в опасности. После первого же боя, если ты не трус, представляю в подпоручики. Продолжишь дело отца. Глаза подполковника сияли от бессонницы и выпитого в большом количестве коньяка.

– Как же мы-то вдвоем останемся? – затянул Федька Салов, тяжело ведь таскать тело будет!

– На поезд бего-ом марш! Скомандовал подполковник, расстегивая кобуру парабеллума. – За невыполнение приказания расстрел на месте!

«Папаха-мамаха!» – крутилось у Коли в голове.

– Господин полковник, – сказал Коля, – я то хотел ехать в Екатеринбург, поступать в юнкерское училище.

– Училище-училище! Раздраженно воскликнул офицер, – его эвакуировали оттуда к чертовой матери! Ты нужен мне! В бою быстрее научишься. Без всяких телячьих нежностей. И быстрее в чины пойдешь…

Аркашка и Федька удалялись со страшной ношей к вокзалу мелкой рысью.

– Пропали, пропали! – хрипел на ходу хромоногий Федька, – сгинем в чужом краю, либо в Армию к Колчаку загребут, как Колю. Я хоть без ноги, все равно забрить могут, ездовым при лошади. И в Томск показываться нельзя. Ведь эта барыня непростая. Приедем без ее сына, сгноит в тюрьме.

– Не ной, – сказал Аркашка, – довезем за милую душу, айда в вокзал!

Увидев свободное место на лавке, Салов сказал:

– Присядем тута!

– Молчи! – оборвал его Аркашка, – он оглядывал залу очень пристально, как художник выбирает деревцо или кустик, которые он хочет перенести на свой холст.

– Есть! – сказал он вполголоса. И показал глазами на приличного господина с небольшим баулом, сидевшего возле двери, которая вела на перрон.

– Разрешите присоседиться! – сказал он господину с радушной улыбкой, – Вы, наверное, на юг едете?

– Вовсе нет! – Я еду на север, мне в Тюмень надо, – ответствовал господин, освобождая место на лавке, Федька и Аркашка поспешили перетащить Савелия, подняв воротник шинели так, что он скрывал лицо, а шапку надвинули на нос.

– Очень интересно, но ведь и мы едем в Тюмень! – обрадовался Аркашка. Я – Аркадий Петрович, а это – Федор Иванович, пьяного зовут Савелием, человеком станет, когда в поезде отоспится. А вас как звать-величать?

– Я, Николай Васильевич! Что товарищ подгулял?

– Да отпуск ему дали, вот на радостях и нахлебался. Вот еще какое дело, – Николай Васильевич, мы так спешили с другом на поезд, что даже верхнюю свою одежку в гостинице забыли, успели только позавтракать, но не посетили, прошу прощения, клозет. Вы не присмотрите за нашим спящим другом? Тут ведь спящего в момент обокрасть могут. Мы мигом обернемся, мы бегом…

– Что ж, пожалуйста, можете на меня совершенно положиться. Впрочем, вы могли бы сходить по очереди…

– Какое там! – вскричал Аркашка, поднимая Федьку с лавки за ворот, – мы оба уже в такой стадии, что ждать больше нельзя.

И потащил за собой ничего не соображавшего Салова. Зашли в клозетную и Салов укорил Аркашку:

– Меня-то зачем было тянуть? Я ведь и не хочу вовсе.

– А думаешь, я хочу? – Аркашка рассмеялся. – Ты, главное, молчи. Смолчал и – молодец.

Постояли немного в отхожем и вернулись туда, где сидел Николай Васильевич.

– Уф! Словно гора с плеч свалилась! – сказал Аркашка.

Николай Васильевич взглянул на часы и сказал:

– Время до поезда еще есть, да и опаздывают нынче все поезда. Отлучусь и я на минутку в те же Палестины, а вы сделайте одолжение, поберегите мой баул.

– Ну о чем речь! – сказал Аркашка, поудобнее устраиваясь на лавке. – Вы все же долго-то там не задерживайтесь, чтобы на поезд не опоздать.