Корона всевластья

Двухэтажный, белеющий даже в сумерках дом на берегу небольшого, заросшего лилиями озера окружали высоченные деревья. Конечно, для собственного спокойствия я бы обозвал этот частокол парком, но не привык потакать собственным иллюзиям. Нас занесло в самый настоящий лес, и к тому же здесь уже наступила самая настоящая ночь! Черт, как же меня отыщет Лайла?

– Луны не хватает.

– Такая устроит? – Странный старик ткнул пальцем в единственное облачко.

Словно по команде, оно медленно уплыло в сторону, открыв желтый бок почти круглой луны.

– Вполне, – кивнул я и, еще раз оглядевшись, направился вслед за ним к дому. На пороге я остановился. – Ферзель? Ты идешь?

– Угу. Скоро, – прочавкал зверь, с трудом отрываясь от травы. – Ты иди. Я сейчас.

– А я думал, что ты только мясо уважаешь, – осклабился я, поглядывая на это недоразумение.

– Мясо уважаю. Но здоровая пища должна быть разнообразной. И вообще, не мешай мне выправлять дисбаланс клетчаткой!

– Ах вот как это теперь называется! – кашлянул старик, открывая дверь.

– Ладно уж, иди пасись. Если увидишь Лайлу, просвети ее, где меня можно найти. – Не дожидаясь ответа, я шагнул вслед за стариком в уютную темноту.

Впрочем, темнотой встретивший нас полумрак назвать было трудно. Дорожки лунного света, разлинованные крестами рам, уютно золотились на гладко выструганных досках. Я вдохнул упоительный запах свежеспиленной древесины. Ощущение, что дом был построен совсем недавно, усилилось.

Тем временем старик зажег камин, и жадные язычки пламени с радостью пожрали не успевший спрятаться по углам сумрак. Я с интересом огляделся. Скромно, уютно. Два кресла у камина сторожили спрятавшийся между ними маленький столик. У стены комод и лестница наверх.

– Вы здесь живете? – Я с наслаждением опустился в уютное кресло.

– Давай на «ты»? – Дед подкинул дров. Поднялся. И по мере того, как он поднимался, менялась его фигура, лицо стало моложе, исчез смешной нос картошкой и белоснежные усы. Я озадаченно поморгал, разглядывая вдруг решившего измениться старика. – Тем более мы уже фактически знакомы. Зови меня Люберий.

Ну точно!

Я вдруг ясно вспомнил нашу встречу, там, у полной огня ямы. Кажется, он тогда тоже представился? Или… нет, не помню. Но то, что этот гад меня туда столкнул, помню прекрасно!

– Угу, можно и на «ты». К тому же не привык раскланиваться с теми, кому впоследствии бью морду! – Я сжал подлокотники кресла так, что на пол посыпались щепки.

– Забавно. Оскорбление – вот плата за хорошо проделанную работу. Так, кажется, говорил кто-то из мудрых? – Преобразившийся хозяин подвинул другое кресло так, чтобы оно находилось напротив моего, и сел. – А если без обид? Достаточно предположить, что захоти я тебя развоплотить, и мы бы сейчас не наслаждались этим вечером. А это значит что?

Я выжидающе промолчал.

– Что я оказал тебе услугу. К тебе вернулась сила и потихоньку возвращается память, скрытая перерождением.

– Зачем все это?

Люберий печально усмехнулся. Помолчал, разглядывая пол.

– Представь, что у тебя есть старший брат и ты совершенно случайно узнаешь, что он создал нечто прекрасное. Что ты сделаешь?

– Порадуюсь.

– Достойный ответ. – Люберий взглянул на меня. – А еще? Неужели ты не захочешь создать нечто более совершенное? Чтобы если не ему, так себе доказать, что из вас двоих именно ты – лучший!

– Нет. Не люблю тупые эстафеты. – Я отвел взгляд. – К тому же как можно сравнивать? Для каждого создателя его творение лучшее.

– Допустим. Но все-таки нет предела совершенству, и… ты создаешь нечто более идеальное. С твоей точки зрения. И возникает спор. Игра! Стремление быть лучше. И… ты уже не можешь остановиться. Единственно правильное решение – прекратить игру, но каждый стремится выйти из нее победителем. К тому же сотворенные миры уже стали живыми. Как оставить их? Но тут в игру вмешивается случай, и брат выбывает из игры. Точнее, он не выбывает, но становится менее опасен. А после ты видишь, как творение твоего брата постепенно начинает разрушаться из-за возникших без его правления войн. Ты можешь все исправить, но… зачем? Так удобнее. К тому же игра, соперничество не дает тебе право быть милосердным. Проходит время. Миры начинают жить самостоятельно, и ты считаешь себя полноправным их властителем, но тут твой брат находит способ, как вернуться в игру. – Люберий вздохнул, не мигая глядя в огонь. – Поверь, если он вернется, и на Земле, и в Лазури – везде начнется хаос.

– Ладно. Я почти все понял. За исключением одного. Я-то тут при чем? Какого… мне не дают спокойно жить? Почему, вместо того чтобы ездить с друзьями на пожары, пить пиво и встречаться с девчонками, я должен вариться во всем этом?