Корона за холодное серебро

– Вряд ли он по мне скучал, – проводил его взглядом Хортрэп. – Жаль. Я про него часто думал, с тех пор как вы оба исчезли.

– Ладно, Хортрэп. – София соскочила с койки быстрым, как у пантеры, движением, которое еще несколько часов будет аукаться в ляжках. Она направилась к колдуну с той же заведомо липовой наглостью, что выказывала Пурна, – и надеялась, что до драки не дойдет. Рассчитывала, что Мордолиз хоть на этот раз окажется поблизости. – Мне нужно, чтобы ты впервые за всю твою несчастную жизнь был полностью откровенен со мной. Кто послал имперцев против меня в Курск – ты или королева? Соврешь – пожалеешь.

– Я и не подозревал, что ты жива, – ответил Хортрэп, ударяя себя в грудь. – Клянусь в этом всеми съеденными демонами. И не думай, что я не проверял! Мордолиз тебя надежно прятал. Удалось связать его заново или он по любви?

– Он меня надул, – ответила София, с облегчением чувствуя, как исчезает боевой задор. – Прятал – да, пока это отвечало его планам. Я все гадала, почему он ошивается рядом через двадцать лет после того, как я предложила ему свободу, а теперь знаю: он отказался от моего предложения. Ты когда-нибудь слышал, чтобы демон сказал «нет» на простое желание?

– Не слышал, – сказал Хортрэп, скребя чирей на бычьей шее. – И это заставляет задуматься, не была ли формулировка такой, что он желание исполнил, а ты и не заметила, и он теперь свободный демон. Есть песни о древних в Эмеритусе, которые дружили с демонами, а не связывали их.

– Будь это правдой, Мордолиз мог бы делать все, что хочет и когда хочет, – возразила София.

Создавши вихрь из пыли, одежд и мускулистых ножищ, Хортрэп плюхнулся на задницу посреди палатки. Из внутреннего кармана вынул трубку, которую София вырезала ему тридцать лет назад из сука почти окаменелого черного дуба, который он притащил сам, заявив, что достал из болота. Этот дуб высыхал лет сто, а торфяной запах топи так и не выветрился из дерева, но Хортрэп был восхищен результатом. Направленный вниз изгиб мундштука из желтого рога был выложен леопардовой пальмой там, где соединялся с черным дубовым древком, и дерево опускалось еще на дюйм, прежде чем снова устремиться вверх и перейти в чашечку в форме полураскрывшегося тюльпана. Грубые кольца на редком дереве делали трубку больше похожей на гротескную раковину улитки или эбеновый гриб-веселку. Набивая ее тубаком из облезлого кожаного кисета, колдун заявил:

– Нам нужно многое, очень многое обсудить, мой старый друг.

– Ммм, – промямлила София, беря со стола трубку, которую набила раньше. Она вспомнила, как тронут был Марото, когда она вручила ее ему в линкенштернской калдейне всего за год или два до того, как он помог ей стать королевой Самота, Хранительницей Багряной империи. – В другой раз, старый Хватальщик, я сейчас наговорилась вусмерть. Тебя можно склонить к более медитативному времяпрепровождению?

– О, конечно, – жизнерадостно ответил Хортрэп. – Ты же знаешь, я ничего так сильно не люблю больше, как сидеть и молча смотреть на тебя часами, иногда бормоча что-нибудь зловещее.

– Главное, чтобы языком не молол. – София подставила свою трубку летучему языку пламени, который предложил ей Хортрэп. Зажигаем. Затягиваемся. Выбиваем. Зажигаем. Затягиваемся.

В таком порядке.

Среди всех прочих планов этот оказался на диво удачным, и София со стоном уселась обратно на койку. Что за долбаный денек! Лучшим в нем было то, что, даже просовещавшись всю ночь с Чи Хён, она сомневалась в победе над куда большим и опытным войском, хотя местность была удобной. У имперцев, как всегда, было численное превосходство, и, даже притом что их вел этот зеленый юнец полковник Хьортт, новые кобальтовые находились в шаге от душераздирающей песни. Ей удалось убедить Чи Хён дать бой здесь и сейчас, потому что, если кобальтовые победят, София сможет отомстить и кавалерии, вырезавшей Курск, и полковнику, которому сдуру дала ускользнуть, но если кобальтовые не сдюжат, то нынешний день станет для нее одним из последних.

И как она его проводит? В состоянии сексуальной неудовлетворенности курит трубку, которую считала бесподобной, когда вырезала, но теперь видит всю грубость работы – трубка слишком перегревается от пересохшего в кисете ориорентийского тубака. Ее единственный собеседник – самый ужасный человек, какого она встречала, и, как в мерзкую насмешку, в его бутылочке плещется фиалковый крем-ликер, а трубка пахнет цветами даже сильнее, будучи набита смесью вяжущего крепкого тамбо и каких-то жирных бурых хлопьев, от которых вся палатка воняет, точно надушенные старческие подштанники. Холодная София, бывшая королева Самота, вот что принес тебе год адской пахоты и головной боли – то, чего ты заслуживаешь.

Как в старые добрые времена.

После долгого насмешливого созерцания Хортрэп нарушил обещанное молчание:

– Не хочешь попозже сходить на пирушку?

Глава 15