Маттео Клеричи поднял брови и повел головой, словно ворот камзола стал ему тесен. Слова принцессы вселяли надежду, но не убедили его до конца.
– Синьор Маттео…
Голос принцессы прерывался.
– Он… Он умер от этой ужасной раны на животе?
Маттео удивленно взглянул на нее.
– Nо, синьора. Это не рана. Это шов, оставшийся после вскрытия. Видите ли, мне было необходимо…
И он, тотчас увлекшись, принялся объяснять, что следует проделать с телом, чтобы оно сохраняло свой вид и не подверглось разложению в течение нескольких дней. Неожиданно он запнулся, вглядевшись в посеревшее от горя лицо принцессы.
Какое-то время они молчали. Потом Анна спросила:
– Вы можете определить, какая из ран оказалась смертельной?
Лекарь взглянул на покрытое рубцами тело графа.
– Я не совсем уверен…
И все же он наклонился над телом, вновь стал осматривать раны, вспоминая, в каком состоянии принесли к нему графа Уорвика.
Наконец он выпрямился.
– Вот, синьора.
Он указал на черное отверстие между ключицами на горле Уорвика.
– Это точно. Стрела тяжелого арбалета прошла навылет, я помню. Остальные раны, хоть и существенные, не могли причинить смерть. Я… Что с вами, мадонна?
Глаза Анны расширились.
– Мне сказали, что отца зарубил сэр Майсгрейв!
– Si. То есть я тоже это слышал. Все это говорят. Но… Странно. Право же, странно… Выходит, Уорвик погиб вовсе не от меча.
Анна вдруг вскрикнула и, упав на колени, стала страстно молиться.
Лекарь не знал, что и подумать. Принцесса читала благодарственную молитву. Потом плечи ее поникли и она разрыдалась так горько, что итальянец сам прослезился. Он хотел было потихоньку удалиться, но Анна задержала его.
– Синьор Маттео, – попросила она, все еще всхлипывая. – Не могли бы вы проводить меня туда, где погребают воинов Йорка. Я хотела бы взглянуть на барона Майсгрейва.
Маттео всплеснул руками.
– Это невозможно, моя принцесса. Тело барона так и не удалось найти.
Анна отшатнулась, почти с ужасом глядя на него. Лекарь замялся.
– Люди Майсгрейва долго искали его… и люди короля тоже, ибо его величество приказал непременно найти его и похоронить с великими почестями. Но… Видите ли, тела многих воинов так изувечены и исковерканы, что нет никакой возможности их опознать. Многих поглотило болото. Так или иначе, но барона Майсгрейва не обнаружили…
Анна больше не плакала.
Немного погодя ее разыскала Дебора и проводила в отведенную принцессе келью, где переодела Анну в темные траурные одежды, усадила за стол и заставила немного поесть. Анна была молчалива и послушна, но еда вызвала у нее приступ тошноты. Когда же Дебора не на шутку испугалась, равнодушно сказала, что в этом нет ничего удивительного, потому что она беременна.
После грозы стремительно стемнело. Пришли монахи, чтобы пригласить принцессу в часовню, где должен был состояться молебен у тела ее отца. Уорвик теперь лежал на покрытом богатым сукном столе, с четырех углов которого горели толстые свечи в тяжелых медных подсвечниках. Вдоль стен стояли монахи. Служил епископ Илийский Джон Мортон. У гроба коленопреклоненно стояли все три брата Йорка – Эдуард, Джордж и Ричард. Они молились, но едва вошла принцесса, разом повернули головы. Эдуард смотрел на свою столь сильно изменившуюся отвергнутую невесту с нескрываемым удивлением, Джордж с откровенной враждебностью, в глазах Ричарда промелькнула усмешка. Анна опустилась на колени, сложила ладони:
– Во имя Отца и Сына и Святого Духа.
Уорвик, освещенный свечами, в зеленом, сверкающем золотом камзоле, со сложенными на груди руками, казался спокойным и величественным. Анна почувствовала, как в горле снова вспухает ком, но заставила себя сдержаться.
«Они не увидят моих слез! Отец, они не увидят меня слабой!»
Она сжала зубы. Уорвик и в смерти был окружен врагами. Вот они: братья Йорки, которых он возвеличил и которые убили его, и с ними предатель-священник. Завтра они, как победный трофей, повезут истерзанное тело Делателя Королей в столицу, и толпы зевак станут стекаться отовсюду, чтобы поглазеть на того, кто так долго был грозой и славой Англии. А вместе с ним отвезут и ее, и бросят в Тауэр, к бедняге Генриху Ланкастеру. Что ж, их черед торжествовать…
Горящими сухими глазами она глядела на епископа Илийского. Поначалу тот не поднимал лица, затем, покосившись на нее, запнулся и наконец вовсе умолк.
Братья Йорки поднялись с колен. Эдуард шагнул к принцессе и произнес несколько слов утешения. Анна глядела холодно, и король не рискнул продолжать. Когда они вышли, Анне стало легче. Она наконец снова осталась одна.
Погребальный звон, без умолку гудевший над городком, наконец умолк. В маленькой часовне воцарилась тишина, лишь потрескивали свечи да мягко оплывал воск.
Анна не спала уже вторую ночь, но не ощущала усталости. Наоборот, все ее чувства были обострены до предела, и она вслушивалась в сумрак за окном. Вот проскрипели колеса телеги, откуда-то издали донеслись отрывистые голоса, залилась лаем собака. Проскакал верховой под окнами монастыря, и стражник громко спросил у приезжего пароль.