Коронация, или Последний из романов

– Быстрей, быстрей, – подгонял меня решительный камер-юнкер, взбегая по крутой и не очень чистой лестнице. – Куда бы лучше? А вот хотя бы в уборную Зизи. Сейчас без пяти девять, скоро антракт.

В пустой гримерной он по-хозяйски уселся перед зеркалом, критически осмотрел свою физиономию и со вздохом сказал:

– Усы придётся к чёртовой матери сбрить. Таких жертв русский флот не приносил со времён затопления Черноморской эскадры. Ну, бугры английские, вы мне за это ответите…

Недрогнувшей рукой он взял со столика ножницы и откромсал сначала один ус, потом другой. Подобная самоотверженность лишний раз продемонстрировала, что я недооценивал лейтенанта Эндлунга, а вот Георгий Александрович на его счёт был совершенно прав.

Когда храбрый моряк намылил оставшуюся щетину и раскрыл бритву, в комнату вошли две смазливые, хоть и до невероятия размалёванные барышни в платьях с блёстками и с чрезмерно низкими декольте.

– Филя! – вскричала одна, светловолосая, тоненькая, и бросилась на Эндлунга сзади, звонко чмокнув его в щеку. – Какой сюрприз!

– Филюша! – не менее радостно взвизгнула вторая, полненькая брюнетка, и поцеловала намыленного лейтенанта в другую щеку.

– Зизи, Лола, тише! – прикрикнул он на барышень. – Обрежусь.

Далее посыпался целый град вопросов и комментариев, так что я уже не мог разобрать, какая из девиц что именно сказала:

– Зачем ты сбриваешь свои усы? Ты без них будешь сущий урод! Ах, ты затупишь своей щетиной мой «золинген»! Мы куда-нибудь поедем после спектакля? А где Полли? Кто это с тобой? Фи, какой надутый и несимпатичный!

– Кто несимпатичный – Афанасий? – заступился за меня Эндлунг. – Знали бы вы… Он мне сто очков вперёд даст. Усы? Это на пари. Мы с Афанасием едем в маскарад. Ну-ка, девочки, сделайте из меня пухляшку-симпапошку, а из него что-нибудь этакое, поавантажней. Что это?

Он снял с крючка на стене густую рыжую бороду и сам себе ответил:

– Ага, из «Нерона». Лолочка в этой роли просто прелесть. Повернитесь-ка, брат Зюкин…

Актрисы, ни на минуту не умолкая, весело взялись за работу. И пять минут спустя на меня таращился из зеркала пренеприятный господин с окладистой рыжей бородищей, такого же цвета косматыми бровями, густыми волосами в кружок, да ещё и в монокле.

Преображение Эндлунга заняло больше времени, но зато его узнать стало уж совершенно невозможно. Поправив оборки пышного, в сплошных рюшах платья, лейтенант нацепил полумаску, растянул густо накрашенные губы, улыбнулся и вдруг превратился из бравого морского волка в сдобную, разбитную бабёнку. Я впервые заметил, что на его розовых щеках имеются кокетливые ямочки.

– Шик! – одобрил Эндлунг. – Девочки, вы просто киски. Пари будет наше. Вперёд, Афанасий, время дорого!

* * *

Подходя к залитому электрическим светом подъезду, я тоже надел полумаску. Очень боялся, что нас в клуб не впустят, но, очевидно, мы выглядели совершенно comme il faut – швейцар распахнул перед нами двери с почтительным поклоном.

Мы вошли в богатую прихожую, где Эндлунг сбросил плащ, накинутый поверх своего воздушного платья.

Наверх вела широкая белая лестница, в конце пролёта упиравшаяся в огромное, обрамлённое бронзой зеркало. Там стояли две пары, похожие на нашу, и прихорашивались.

Я хотел было пройти мимо, но Энддунг толкнул меня локтем, и я сообразил, что это выглядело бы подозрительно. Для виду мы задержались перед зеркалом, но я нарочно скосил глаза, чтобы не видеть карикатурного субъекта, сотворённого ловкими руками Лолы и Зизи. Зато лейтенант разглядывал своё отражение с видимым удовольствием: поправил букольки, повернулся и так, и этак, отставил ногу на носок. Слава Богу, платье ему выбрали без декольте и с закрытыми плечами.

Просторный зал был обставлен с роскошью и вкусом, в новейшем венском стиле – с золотыми и серебряными разводами по стенам, с уютными альковами и небольшими гротами, составленными из тропических растений в кадках. В углу расположился буфет с винами и закусками, а на небольшом возвышении красовался ярко-синий рояль – таких я никогда прежде не видывал. Отовсюду доносились приглушённые голоса, смех, пахло духами и дорогим табаком.

На первый взгляд всё это выглядело как самый обычный светский суаре, однако, если приглядеться, обращала на себя внимание чрезмерная румяность и чернобровость некоторых кавалеров, дамы же и вовсе смотрелись странно: чересчур плечистые, с кадыкастыми шеями, а одна даже с тонкими усиками. Эндлунг тоже обратил на неё внимание, и по его оживлённому лицу промелькнула тень – выходило, что усами он пожертвовал зря. Впрочем, попадались и такие особы, про которых нипочём не догадаешься, что это мужчина. Например одна в наряде Коломбины, показавшаяся мне смутно знакомой, пожалуй, поспорила бы тонкостью стана и гибкостью движения с самой госпожой Зизи.

Мы с Эндлунгом прошлись под руку между пальм, высматривая Бэнвилла и Карра. Почти тотчас же к нам подлетел некий господин с бантом распорядителя на груди и, прижимая руки к груди, укоризненно пропел: