Коронный разряд

— Вот тут, — указала она пластиковую конструкцию на краю стола. — Но я могла бы лично…

— Обычным порядком, вместе с остальными конвертами, — отрицательно повел я головой. — И я сегодня ничего не отправлял, вам понятно?

— Абсолютно. — Компенсируя провал в собственном поведении, секретарь излучала суровый профессионализм (то есть отсутствие любопытства и готовность забывать все по команде).

Скоро узнаем, кто это такой у нас к медведю прицепился и не отстает.

— Случилось чего? — Артем стоял возле лифта в одиночестве. — Вера уже вниз спустилась.

— Мелочь одну чуть не позабыл, — отмахнулся я, прикрывая дверь за собой.

Но перед тем как она закрылась, отсекая все звуки, до ушей еще успел долететь приглушенный отзвук мечтательной фразы Игоря:

— Ниночка, соедини меня с отцом…

Артем, разумеется, ее услышал тоже.

— Зачем ты его женить решил?

— Мне, может, интересно, каково это — семейная жизнь в близком приближении, на примере друга. Скажи спасибо, что сегодня это Игорь.

— А если серьезно? — не повелся Артем, подходя к лифту.

— У него в шкафу плед и постельное белье. Он спит на работе, это неправильно.

Все же Игорь действительно мне друг.

— Максим, я серьезно!

Даже растерялся на мгновение — посмотрел, а Артем стоит, насупившись, и явно ждет другого ответа.

Подумал, что он хочет услышать, и произнес с весомой обстоятельностью:

— Примирение Игоря с семьей позволит непосредственно влиять на Долгоруких. Также открывает варианты на воздействие через его будущую супругу. Абы кого ему не отдадут, он теперь в фаворе.

— Вот теперь — верю, — с довольным видом кивнул он. — А то вечно ты темнишь.

— Хм… — выдал я неопределенный звук, не желая спорить.

Артем шагнул в кабину лифта, и я проследовал за ним.

— И вот что, Максим. Насчет социального статуса… — произнес он, стоило створкам сомкнуться.

— Да?

— Про Веру ты все верно подсказал. Тут я не разбираюсь, не приходилось как-то. Но насчет Еремеевой могу подсказать.

— Слушаю.

— То, что ты для них сейчас делаешь, — эти ролики…

— Не только, — поспешил я уточнить. — Еще финансы на новые проекты. На бал и прием их пригласят, я почти договорился. Плюс попрошу кого-нибудь заключить с ними сделку на высшем уровне. Есть такие планы.

— Вот, — кивнул своим мыслям Артем. — Я примерно так и представлял. Так вот, это не сработает.

— Почему? — удивился я.

— Потому что это твои связи, твои деньги и твои друзья. Не их собственные, — качнул Артем головой. — Все они работают с тобой и делают одолжение тебе, а не Еремеевым. Я в этом разбираюсь.

— Но финансы и проекты…

— Тут все работает наоборот. Если бы у них были связи и знакомства, если бы их приглашали на приемы как род, а не по твоей просьбе, с финансами тоже никаких проблем не возникло бы. Деньги же и сделки сами по себе не дают положения в обществе.

Циферблат лифта мерно отсчитывал метры до отметки первого этажа. А в душе была некая растерянность.

— Так что тогда делать? — попросил я совета.

— Надо, чтобы с ними поделились статусом. Как это делается — сам понимаешь.

Мы вышли из лифта, а затем и из здания.

Я посмотрел на спину Артема, спешащего к девушке в синем возле микроавтобуса телеканала. Сам же повернул к своей машине, дожидавшейся чуть дальше общей проходной, неспешно вышагивая и обдумывая предложенные Артемом варианты. Не высказанные прямо, но вполне понятные без лишних слов.

Статус такого уровня можно либо отнять, либо присоединиться к чужому. Третьего не дано.

Чтобы отложить эти мысли, решил-таки позвонить сестрам. Есть такой период у информации, находящейся у них на хранении, когда уже проходит предвкушение легкого садизма, с которым истина будет цедиться по каплям в обмен на мольбы и просьбы. Но еще не дошло до той грани, когда долгое ожидание пережигает желание говорить вообще, перерастая в глухую обиду — мол, они старались, а я совершенно равнодушен к их помощи.

Этот период славен тем, что информацию вываливают скопом, потоком слов прорывая плотину формальностей и стандартной структуры разговора. В общем, когда их распирает, и никто не может остановить, пока лавина данных не накроет абонента с головой.

Сев в машину, я набрал номер и предусмотрительно отвел трубку подальше от уха.

— Короче, она тебя любила! — рявкнули в динамик через мгновение вместо гудка.

— Чего?.. За что?

— Сами не знаем! — язвительно ответили мне.

— Нет, за что — понятно. Но мне ж тогда было тринадцать, а она вообще в одиннадцатом классе!

— Любовь зла — полюбишь и…

— Неверная поговорка! — осадил я их рявком.

— Любви все возрасты покорны?

— Сойдет. Ну так любила, теперь ненавидит. Что с того?

— А с того, что талант Целителя зависит от любви, — с придыханием ответили мне. — Как у аристократов — от чести, а у тебя — от любопытства.

— Так… — почувствовал я неприятное ощущение в животе. — То есть эта ее ненависть…