Коронованный рыцарь

Это была совершенно другая девушка. Она придала своему лицу какое-то выражение неземного существа, мечтательной наивности — она сияла какою-то, казалось, неподдельною святостью. За это-то выражение Иван Сергеевич, давно раскусивший ее, и называл насмешливо «праведницей».

Генерал начал здороваться с гостями. Иван Сергеевич оказался знаком со всеми.

Мужчины окружили его и стали поздравлять. Обращаясь к нему, они называли его вашим превосходительством.

Это не ускользнуло от внимания Ираиды Ивановны и Зинаиды Владимировны.

Обе они подняли головы и прислушались.

— Вы кажется Иван Сергеевич за компанию с Владимиром в генералы произвели? — крикнула она.

— Да он и есть генерал… Разве вы не слышите, мы его поздравляем…

— С чем? — вмешался в разговор Похвиснев, подходивший к ручке дам.

— Как с чем. Разве вы не знаете? Он сегодняшним приказом назначен товарищем министра уделов и переименован в действительные статские советники… Завтра приказ выйдет.

— Вот как… Хорош друг… Мне хоть бы словом… — укоризненно покачал головою генерал.

— Я и забыл об этой неприятности, — засмеялся Дмитревский. — Да кроме того, ты меня так пушил в кабинете, что я не имел времени, если бы и помнил. Истинно по-генеральски распек…

— За что?

— Да так, у нас завязался философский спор о жизни… Мы ведь с ним всегда спорим…

Разговор перешел на приключения с Владимиром Сергеевичем и Дмитревским.

Оба, по просьбе гостей, рассказали подробно происшедшие с ними случаи.

— Он счастливее меня отделался… — окончил свой рассказ Иван Сергеевич. — Ему воздали почести и оставили в покое, а меня запрягли… Буду я уж в этих уделах не у дел…

— Ишь скромничаешь… Министром будет… — заговорили кругом.

Ираида Ивановна и Зинаида Владимировна стали глядеть на него более почтительно.

Одна Полина смотрела на «дядю Ваню» своим обыкновенным светлым, любящим взглядом.

Когда Иван Сергеевич отошел от группы мужчин, она тотчас подошла к нему.

— Поздравляю, дядя Ваня… Отчего же ты мне не сказал?

— Да право же забыл! Да и что интересного… Ведь оттого, что я стал товарищем министра, я не изменился и узоров на мне не нашили…

— Вот я тоже, сделайся сейчас хоть царицей, осталась бы такой же как я есть…

— Так и следует, человек должен быть прежде всего человеком…

— Диву я даюсь на Зину…

— Это на «праведницу»?

— Ты ее не любишь, дядя, а мне ее жаль…

— Жаль?

— Ей, вероятно, очень тяжело быть не тем, что она есть и вечно следит за собою… Если бы ты видел ее перед гостями у нас в комнате.

— Что же?

— Она совсем другая… Нет этих ни опущенных глаз, ни сдержанной улыбки… Она, напротив, горячая… резвая, капризная…

— Знаю, знаю… словом — «праведница».

— Я еще вот что хотела сказать тебе дядя…

— Что моя, растрепочка?

— Она ведь влюблена.

— В кого?

— В Виктора Павловича.

— Успокойся, голубчик, такие как она не влюбляются, они влюбляют только в себя.

— То есть ей хочется выйти за него замуж.

— Это другое дело…

В это время вошедший слуга торжественно доложил:

— Его сиятельство граф Иван Павлович Кутайсов.

Генерал и генеральша бросились встречать почетного гостя.

XX Аббат Грубер

Графу Ивану Павловичу Кутайсову — любимцу императора Павла Петровича, было в то время сорок три года. Это был видный, красивый мужчина, со смуглым, выразительным лицом, обличавшим его восточное происхождение.

Интересна судьба этого человека.

Двенадцатилетний турчонок, присланный в подарок императрице Екатерине в первую турецкую войну 1769 года, он был, после совершенного над ним святого крещения, подарен ею сыну — великому князю Павлу Петровичу, которому шел в то время пятнадцатый год.

Великому князю полюбился турчонок. Он разделял с ним и научные занятия, и игры, а затем был им определен в гатчинские войска и скоро достиг в них штаб-офицерских чинов.

Павел Петрович был неразлучен со своим любимцем. Он был вместе с ним и по получении известия о кончине императрицы в ноябре 1796 года.

По восшествии на престол, император Павел осыпал своего любимца почестями и наградами — он был сделан графом Российской империи.

Граф Иван Павлович не остался неблагодарным за монаршие милости и был беззаветно предан своему государю. Любовь его к Павлу Петровичу доходила до обожания. Он ревниво охранял предмет этой любви от посторонних влияний.

Увлекающийся по натуре, император доставлял Ивану Павловичу много горьких минут нравственных страданий.

И теперь, несмотря на то, что исполнил слово, данное Владимиру Сереевичу Похвисневу и приехал полюбоваться на его красавиц, граф был, видимо, не в своей тарелке.

Произошло это от одного события в интимной жизни двора, приблизившего к трону нового любимца.

Этот любимец был иезуит — аббат Грубер.

Аббат был один из выдающихся распространителей иезуитизма. Он родился в Вене, воспитывался в иезуитской коллегии и получил там прекрасное разностороннее образование.

В орден он вступил в юношеских годах. В описываемое нами время ему было шестьдесят лет.