Короны

— Невозможно, — усмехнулся Руслан. — Когда мы начинали работать, вся наша деятельность попадала под категорию «невозможно». Знаешь, сколько процессор на психокинетика делали, сколько постигали суть самих способностей, сколько подходили к открытию психо? Полтора года. Полтора года сверхурочных, без всяких отпусков. И знаешь почему мы не остановились?

Туров помотал головой.

— Потому что знали, что психокинетизм есть. Если уж где-то изобрели Шлем, который помогает его постичь, то и мы справимся. Понимаешь? Если бы нам сказали, что это все абстрактно, и нам надо выработать технологию, которой не существует, на это бы ушло пятьдесят, а то и сто лет. Так и ты. Ты должен понимать, что психокинетизм в высшей своей точке существует. Все это на самом деле. Если прикладывать достаточно усилий, то добиться можно чего угодно… Ладно, — хлопнул Руслан его по плечу. — Я вижу, ты и так устал. Давай поешь и спать.

Мёнемейстер скрылся в ночной мгле, а Турову сунули в руки деревянную миску с пахучим варевом. Иван поглядел на бульон — «расщепи воду». Он пристально поглядел на миску, будь он и в самом деле Посейдоном, то сейчас та бы забурлила и разошлась в стороны. Но нет. От бульона шел пар, жир расплылся на поверхности маленькими пузырьками — ничего сверхъестественного не происходило. «Фигня какая-то», — подумал Иван, отправляя похлебку себе в рот.

Три Бога и мертвый Отец

… - Ну это, мы не прям на горе жили, около нее, — Кейн успевал править лошадью, рассказывать и быстро, чтобы не заметил Роман Валерьевич, прикладываться к бутылке. — Прям под ней, можно сказать. Разбойничали, всяко бывало. А потом они появились.

Кейн Нотаниэль с благоговением посмотрел на учителя, точно послушник, первый раз оказавшийся в столичном храме перед алтарем Трех Богов. Веглас приподнял веки, оглядел спутников красными от недосыпа глазами и вновь засопел.

— Их трое было главных, представляешь, как в священной книге: «трое, равные друг пред другом и недосягаемые для смертных». Ну это, а Роман Валерьевич самый добрый еще. Сколько он со мной разговаривал, на путь наставлял. Мол, разбойничать плохо, надо зарабатывать на жизнь честным куском. Жену, опять же, бить нельзя… часто. Ну это, святой он, Роман Валерьевич, хоть и имя странное. А потом, значит…

Кейн хлебнул больше обычного и замолчал. Потер грязным рукавом нос, шмыгнул, поднял голову, словно небо рассматривал, хотя Кристиан заметил, как у Нотаниэля блестят глаза. Но тот ничего, быстро оправился и заговорил. Только голос его был теперь тише.

— Потом побоище было, сильное. Остальные два бога и раньше друг друга не любили. А в один день сошлись насмерть. Помню, прибежал к нам Роман Валерьевич. Первый раз его таким видел, как бы это сказать, ну испуганным, что ли. Говорит, что бежать надо. И чем дальше, тем лучше. А нас тогда и оставалось семь человек, бывших разбойников, что на новых богов работали. Помогали чем могли, а второй Бог, пришлые его меж собой Руслан звали, он с нами рассчитывался. Тоже ничего, только холодом от него веяло. Мертвым холодом. Словно и не живой он давно, хотя ходит, ест, разговаривает.

Кейн допил бутылку и аккуратно, чтобы не звякнула, положил у своих ног. Вытер рот рукавом и прочистил горло.

— Ну это, мы тогда и разбежались. Я, дурак, в столицу рванул. Да вишь что, язык без костей, а голова и та худая. Стал болтать о том, что видел. О Трех Богах, да прочее вспоминать. Тут меня жрецы и выловили. Ересь, так да сяк. Сначала сами воспитывали, а потом Верховному отдали. Ох, крутой мужик, скажу я тебе. А рука какая тяжелая. Я на третий день во всем сознался. И в ереси, и отступничестве от истинной веры, да много в чем. Бумагу меня какую-то заставили подписать. Что там уж не знаю, но догадываюсь: работать на жрецов пока ноги переставляю да руки поднимаю. Как скотина тягловая. Ух, а рука, конечно, у Верховного какая тяжелая…

Кейн Нотаниэль почесал плечо, то ли ощупывая, в порядке ли оно, то ли вспоминая былые обиды. После того как учитель умыл, подстриг, достал худо-бедно сносную одежду, бывший узник жрецов превратился в обычного бедного крестьянина. Таких можно встретить на любой дороге, без разницы, южной или северной. И не скажешь, что за приветливым добродушным лицом скрывается бывший разбойник.

— Кейн, Кейн, расскажи про третьего Бога, — затряс за рукав Нотаниэля Кристиан. — Ну расскажи, как его звали, какой он был?

— Ну это, пришлые звали его Михаил или Миша. А нам он представлялся Михаэлем. Опасный, что и говорить. С виду неказистый. Ну это, роста он меньше меня будет, еще волос на голове немного. Туловище у него, в отличие от того же Руслана, тщедушное. Эх, да. Руслан совсем могучий был, как и пришлые его. В королевской гвардии таких людей нет. Помню…

— Кейн, про Михаэля расскажи, — оборвал его Кристиан.