Короткая фантастическая жизнь Оскара Вау

– Но не преуспели, – сказала Ла Инка. – Хотя и очень старались. – Она ласково положила руку на лоб девочки. – А теперь тебе надо успокоиться. Лежи тихо.

Не ночь, а средневековая пытка. Почти беззвучный плач Бели́ периодически сменялся такими взрывами ярости, что ей пригрозили выкинуть ее из кровати и вскрыть ее раны. Словно одержимая, она зарывалась в матрас, вытягивалась на простынях прямая, как доска, размахивала здоровой рукой, колотила себя по ногам, плевалась и сквернословила. И завывала. Несмотря на дырки в легком и сломанные ребра, она безутешно выла. Мама, они убили моего сына. Я теперь одна, эстой сола.

– Сола? – Ла Инка наклонилась к ней. – Хочешь, чтобы я позвала Гангстера?

Нет, шептала Бели́. Ла Инка не сводила с нее пристального взгляда: вот и мне не хочется его звать.

В ту ночь Бели́ носило по безбрежному океану одиночества под шквалистым ветром отчаяния; иногда она забывалась сном, и под утро ей приснилось, что она вправду и навеки умерла и лежит в одном гробу с сыном, а когда она проснулась, за окном уже рассвело и по улице расползался, нарастая, плач, какого она в жизни не слыхивала, – какофония надрывных воплей и стонов, будто исторгнутых из надломившейся души всего человечества. Будто оплакивали всю землю разом.

– Мама́, – задохнулась Бели́, – мама́. Мама́!

– Успокойся, мучача.

– Мама́, это по мне? Я умираю? Скажи мне, мама, скажи.

– Ай, иха, не болтай глупостей. – Ла Инка неловко обняла ее негнущимися руками. Прильнула губами к ее уху. – Это Трухильо. Застрелен, – шептала она, – той же ночью, когда тебя похитили. Толком пока ничего не известно. Кроме того, что он мертв.[62]

Ла Инка увядающая

Все это чистая правда, ребята. Непостижимой мощью молитвы Ла Инка спасла свою девочку, наложив самую суперскую сафу на семейный фуку́ Кабралей (но какую цену она за это заплатила?). Любой в квартале скажет вам: вскоре после того, как девочка улизнула из страны, Ла Инка начала уменьшаться, словно Галадриэль после искушения Кольцом,[63] – печалясь из-за глупостей, понаделанных девочкой, скажут некоторые, зато другие увидят причину в той ночи геркулесовой молитвы. Кому бы вы ни поверили, факт налицо: почти сразу после отъезда Бели́ волосы Ла Инки побелели как снег, и, когда Лола жила у нее, в Ла Инке уже не было великой силы. Да, она спасла от гибели свою девочку, а дальше что? Бели́ по-прежнему грозила опасность. В конце «Возвращения короля» могучий ветер подхватил зло, совершенное Сауроном, и аккуратно развеял его без каких-либо серьезных последствий для наших героев,[64] но власть Трухильо была слишком крепкой, а радиация слишком токсичной, чтобы избавиться от ее наследия так быстро и просто. Даже после его смерти зло чернело над страной. Не прошло и нескольких часов с того момента, как Скотокрадово Семя отплясал свое под градом пуль, а его подручных обуяло форменное бешенство и они бросились исполнять его последнюю волю, мстя всем и вся. Великая тьма опустилась на Остров, и в третий раз после возвышения Фиделя сын Трухильо, Рамфис, устроил облаву на свой народ, множество людей было принесено в жертву самыми глумливыми способами, какие только можно измыслить, – оргия террора, когда похоронные принадлежности передаются от отца к сыну. Даже такая стойкая женщина, как Ла Инка, которая с помощью эльфийского кольца своей воли выковала в Бани́ свой личный Лотлориен, понимала, что не сумеет защитить нашу девочку от прямой атаки злобного Всевидящего Ока. Что может помешать убийцам вернуться, чтобы докончить начатое? В конце концов, они убили известных всему миру сестер Мирабаль,[65] женщин с именем, а уж отправить на тот свет бедную темнокожую сироту им никто не запретит. Опасность Ла Инка чувствовала кожей, нутром. И наверное, сказалось напряжение ее последней молитвы, но каждый раз, когда Ла Инка смотрела на девочку, она могла бы поклясться, что за спиной Бели́ маячит некая тень, мгновенно исчезающая, стоит пристальнее приглядеться. Черная страшная тень, и у Ла Инки сжималось сердце. И похоже, эта тень сгущалась.

Надо было что-то делать, поэтому, не оправившись толком от роли Пресвятой Девы, Ла Инка воззвала к предкам и Иисусу Христу, прося о помощи. Она опять молилась. Но вдобавок, чтобы показать безусловность своей веры, она еще и постилась. Словом, изобразила матушку Абигейл (хотя, понятно, и слыхом не слыхивала о Стивене Кинге и его «Противостоянии»).[66] Ничего не ела, кроме одного апельсина в день, ничего не пила, кроме воды. После последних безудержных духовных трат ее сознание штормило. Она не знала, как быть. У нее была душа Мангуста, но ей не хватало опыта в мирских делах. Она спрашивала друзей, и они советовали отправить Бели́ в деревню. Там она будет в безопасности. Она спрашивала священника. Молитесь за нее.

На третий день она получила весть. Ей приснилось, что она и ее покойный муж сидят на пляже, в том месте, где он утонул. Как обычно летом, муж загорел до черноты.

Тебе нужно отправить ее отсюда.

Но они найдут ее и в деревне.