Короткая фантастическая жизнь Оскара Вау

Но какую бы версию вы ни предпочли, в феврале 1946-го Абеляр был признан виновным по всем пунктам и приговорен к восемнадцати годам. Восемнадцать лет! Изможденного Абеляра увели из зала заседаний, прежде чем он успел что-то сказать. Сокорро, глубоко беременную, пришлось держать за руки, чтобы она не кинулась на судью. Может, вы спросите: а почему газеты не подняли шум, почему правозащитники бездействовали, а оппозиционные партии не устраивали митингов? Я вас умоляю, не было ни газет, ни правозащитников, ни оппозиционных партий – был только Трухильо. И кстати, об юриспруденции: хватило одного звонка из дворца, чтобы адвокат Абеляра тут же передумал подавать апелляцию. Лучше не высовываться, посоветовал он Сокорро, так он дольше проживет. Высовывайся, не высовывайся – какая разница. Крах совершился. Четырнадцатикомнатный особняк в Ла-Веге, роскошную квартиру в Сантьяго, конюшни, где свободно помещалась дюжина лошадей, два процветающих супермаркета и обширные сельхозугодья смело ударной волной; все было конфисковано и в итоге распределено между Трухильо и его прихвостнями, двое из которых были вместе с Абеляром в тот вечер, когда он «плохо» отозвался о Трухильо. (Я мог бы назвать их имена, но, полагаю, один из них вам уже известен – тот самый сосед и лучший друг.) Однако не бывало еще исчезновения более тотального, более бесповоротного, чем исчезновение Абеляра. Кража дома и всего имущества отлично укладывалась в политическую доктрину Трухильо – но арест (либо, если вы больше по части фантастики, книга) ускорил беспрецедентное уничтожение семьи. Словно на каком-то космическом уровне вырубили подачу энергии. Назовите это катастрофическим невезением, неслыханной кармической задолженностью или чем еще. (фуку́?) Чем бы это ни было, несчастья посыпались на семью убийственным камнепадом, и есть люди, что уверены: этот камнепад никогда не прекратится.

Последствия

С точки зрения семьи, первым признаком погибели явилось то, что третья и последняя дочь Абеляра, увидевшая свет в самом начале герметизации ее отца, родилась черной. И не какого-нибудь оттенка черного. Но черной-пречерной – как конголезка или замбийка, как сапожная вакса или злая волшба, и никакая игра доминиканского расистского воображения не могла затушевать этот факт. Вот к какой культуре я принадлежу: черную кожу своих детей люди принимали за дурное предзнаменование.

Сказать вам, что было реальным первым признаком?

Спустя два месяца после рождения третьей и последней дочери (нареченной Ипатией Бели́сией Кабраль) на Сокорро нашло затмение: раздавленная горем, исчезновением мужа, поведением Абеляровой родни, что теперь сторонилась его жены с детьми как типа фуку́, и послеродовой депрессией, она шагнула под колеса несущегося на полной скорости грузовика для перевозки боеприпасов; водитель проволок ее аж до рынка, прежде чем сообразил, что что-то не так. Если она не погибла мгновенно от столкновения с грузовиком, то, когда ее тело отскребли от осей, она была определенно мертва.

Хуже ничего не могло быть, но куда деваться? Когда мама умерла, папа в тюрьме, родня рассеялась (и рассеял ее, понятно, Трухильо), дочерям не приходилось выбирать, и девочек поделили между теми, кто согласился их взять. Джеки отправили в столицу к состоятельным крестным, Астрид же приютили родственники в Сан-Хуан-де-ла-Махуана.

Больше им не довелось увидеть ни друг друга, ни отца.

Даже те, кто не верит в фуку́ любой разновидности, призадумаются: что, во имя Создателя, тут творится? Вскоре после жуткого происшествия с Сокорро Эстебан по прозвищу Галл был заколот насмерть в окрестностях популярного кабака; нападавших не нашли. Затем умерла Лидия, одни говорят, от горя, другие – от рака ее женских органов. Ее тело обнаружили несколько месяцев спустя. Она ведь жила одна.

В 1948 году Джеки, «золотое дитя» семьи, была найдена утонувшей в бассейне ее крестных. Накануне бассейн осушали, оставив воды на полметра. До этого момента Джеки была неукоснительно весела и общительна, этакая несокрушимая умница, что даже в газовой атаке отыщет позитивный момент. Несмотря на пережитое, несмотря на почти сиротство, она никого не разочаровала и превзошла все ожидания. В школе она училась лучше всех, переплюнув даже детей из частных школ американской колонии; столь потрясающе умна, что у нее вошло в привычку исправлять ошибки учителей на экзаменах. Она была заводилой на дискуссиях в классе, капитаном команды по плаванию, и в теннисе ей не было равных – ну чистое золото. Но с крахом семьи она так и не смирилась либо со своей ролью в случившемся – вот ходячее объяснение ее гибели. (Странно, однако: за три дня до того, как она «убила себя», ее приняли в медицинскую школу во Франции, и все подтверждают, что Джеки не могла дождаться, когда же уедет из Санто-Доминго.)