– Ну, тогда Песах – идеальный для тебя праздник.
– Как это?
– Дело в том, что он посвящен свободе и равноправию. Он празднуется в честь освобождения нашего народа из рабства. И дает возможность обратить внимание на других людей мира, которые несвободны. С этим могут поладить даже самые нерелигиозные и даже самые антирелигиозно настроенные евреи.
– А как насчет людей, которые даже не уверены, являются ли они настоящими евреями или нет?
И снова озадаченный взгляд.
Может, дело в тишине кабинета, может, в Заке, сидящем рядом и держащем меня за руку, а может, в доброте в его глазах, но по какой-то причине я принимаю этот взгляд за приглашение рассказать рабби Кляйну всю историю обо мне и Ривке.
Я чувствую себя так, будто вишу на волоске, когда дохожу до конца, когда дохожу до той части, в которой Ривке становится все хуже и хуже.
– Симона, – говорит он, – этот твой поступок, это желание организовать для Ривки седер, когда она слишком слаба, чтобы сделать это сама, – это настоящий поступок доброты и великодушия. Возможно, тебе потребуется вся жизнь, чтобы решить, еврейка ты или нет, но я могу сказать тебе, что то, что ты делаешь, устраивая этот седер и приглашая Ривку и ее друзей к себе домой, – это поступок, одобряемый базовыми принципами иудаизма. Ты делаешь доброе дело, мицву, достойную самой святой души.
Ну, все. Я закрываю лицо руками и всхлипываю. Мои пальцы и ладони мокрые от слез. Зак пододвигает свой стул ближе и нежно гладит меня по спине.
– Простите, пожалуйста, – говорю я, – я на самом деле не собиралась этого делать. Мы здесь не для этого.
– Совсем необязательно, чтобы у нас сегодня был только один пункт повестки дня, моя дорогая.
– Ей всего тридцать три.
– Это трагедия.
– Почему? Почему это происходит? В смысле, у вас ведь должно быть лучшее понимание всего этого, чем у остальных. Почему Бог это делает?
– Я не знаю.
– И вас это устраивает? – Это звучит более обвинительно, чем я того хотела.
– Должно.
– Ну, вот видите. Поэтому религия для меня не имеет смысла. – Я беру платок из коробки на столе. – Христиане, по крайней мере, верят в жизнь после смерти. Им, по крайней мере, дана роскошь притворяться, что, умирая, ты отправляешься в лучший мир.
– Как бы там ни было, Симона, я верю, что ты даришь Ривке возможность жить после смерти.
– Имеете в виду, передавая ее гены?
– Нет. Я имею в виду, сохраняя память о ней. Я верю, что именно так мы живем после этой жизни. В воспоминаниях тех, кто знал и любил нас. Каждый раз, когда ты рассказываешь ее историю, каждый раз, когда ты вспоминаешь о ней, представляешь ее, в этот момент она продолжает жить. Дело не в генах. Если бы ты с ней не познакомилась, я бы сейчас тебе этого не говорил, хотя ее физические черты могут передаться твоим детям. Мы созданы из нечто большего, чем наши гены. Почему-то мне кажется, Симона, что ты понимаешь это лучше, чем другие.
Несмотря на мой срыв, нам удается покинуть храм Исайи с советом и инструкцией от рабби Кляйна о том, как провести наш седер. Он одолжил нам пачку Агад – маленьких брошюр, которые нужно читать во время седера, рассказывающих об истории Песаха. Он также дал нам несколько статей о современном рабстве, потому что, как он сказал, во время седера, вкушая горькие травы и макая петрушку в соленую воду с целью вспомнить пролитые слезы, важно думать об ужасной несправедливости, происходящей в мире сегодня, прямо сейчас, повсюду вокруг нас, а также о том, что мы, возможно, могли бы сделать, чтобы исправить и исцелить этот мир.
Мы обсудили тарелку для седера, а также то, что должно быть на ней, включая, среди прочего, баранью голень, что мне кажется тошнотворным. Тем не менее я вношу баранью голень в список покупок. Мы поговорили о вине (а вы знали, что каждый участник должен выпить четыре стакана вина в течение седера?), маце и песнях, которые нужно будет спеть. Он желает нам удачи и просит взамен за потраченное на встречу с нами время пообещать, что мы придем снова и расскажем ему все об устроенном вечере.
Добравшись до дома, я читаю про Песах в Интернете. Вот что я узнаю: я была не права насчет того, что Пасха и Песах никак не связаны. Иисус праздновал Песах, когда его распяли. Тайная вечеря не была просто обычным ужином, проведенным Иисусом в кругу друзей. Тайная вечеря была седером Песах.
Часть двадцать вторая