Даже с учетом того, что Илия пока так и не объявился, без сомнения, у нас великолепный седер Песах. То, что задумывалось как вечеринка для двенадцати человек, выросло до вечеринки для восемнадцати. Так что, если Илия объявится, в сумме нас будет девятнадцать – восемнадцать человек и один пророк, собравшиеся за одним обеденным столом. Чем больше мы с Заком занимались подготовкой к седеру и чем больше мы о нем говорили, тем больше людей, наблюдавших за этой подготовкой, заинтересовывались праздником, так что вскоре все начали сами себя на него приглашать. Первой была Клео, что, по сути, значило Клео
Зак был здесь с полудня. Все остальные еще только прибывают. Его родители и брат, Джесс, который совершенно не похож на Зака, уже у двери. Джесс обнимает меня, буквально отрывая от земли. Он смачно, громко целует меня в обе щеки, словно мы знакомы целую вечность. Мама быстро уводит родителей Зака на кухню, чтобы познакомить с папой. Я еще раз проверяю стол. Все уже накрыто. Тарелка для седера готова. На ней маца, горькие травы, яичница, харосет (измельченные яблоки и орехи с вином, символизирующие раствор, который египетские рабы использовали в своем каторжном труде, ну или что-то подобное), петрушка, миска с соленой водой и ужасающая баранья голень, символизм которой мне настолько неприятен, что я лучше позволю вам ознакомиться с ним самостоятельно.
Я также положила на тарелку для седера апельсин, так как прочитала историю о старом ортодоксальном раввине, чья реакция на новость о реформаторском движении за посвящение в сан раввинов женщин была следующей: «Женщины настолько же уместны в сане раввина, как апельсин на тарелке для седера». Мне кажется, Ривка одобрит. И я права. Она улыбается, увидев его.
Она приехала со своими друзьями – Лилой, Еленой и Вэлом, мужчиной с длинными волосами, которого я ошибочно приняла за женщину тогда, в больнице. Можно было бы предположить, что если некто мужского пола носит имя Вэл, то ему, вероятно, приходится, не жалея сил, создавать мужеподобный вид, но, очевидно, Вэла эта проблема не заботит.
Ривка выглядит худой, бледной, уставшей и даже – мне невыносимо это признавать – больной.
Но мне она все еще кажется невероятно красивой.
Наш дом заполнен семьей, друзьями, самой жизнью. Мы с Ривкой выходим на крыльцо.
– Ну, что думаешь? – спрашиваю я. – Мы перестарались? Здесь слишком много людей?
– Нет-нет, – отвечает она. – Именно так все и должно быть. Все идеально.
– Ты хорошо выглядишь.
– Ты лжешь.
– Нет, я на самом деле так думаю. Я думаю, что ты прекрасна.
Ривка берет прядь моих волос и убирает ее мне за ухо. Она смотрит на меня долгим взглядом.
– Симона, – говорит она, – ты ангел. Из-за тебя я спрашиваю себя, как я вообще могла сомневаться в своей вере, потому что, глядя на тебя, я не могу поверить в то, что Бога нет, и это не был его тайный замысел, что ты послана мне именно в тот момент, когда мне больше всего в жизни нужен был ангел.
Я не знаю, что сказать. И даже если бы я попыталась что-то сказать, не думаю, что мне удалось бы произнести хотя бы слово. Думаю, я бы просто раскрыла рот и заголосила что есть мочи, не будучи способной остановиться.
– Ладно, – говорит Ривка, – пойдем в дом. – Она берет меня за руку. – Пора.
Если бы я не была уже влюблена в Зака, а я влюблена, я бы без памяти влюбилась в него сегодня вечером. Он приковывает к себе внимание всех присутствующих. Руководит группой в совершении седера и объясняет каждый этап вечера для тех, кто никогда прежде не принимал участия в седере, а таких подавляющее большинство. Он постоянно переводит разговор с древнего прошлого к настоящему. Я испытываю гордость от того, что сижу рядом с ним.