Короткая ночь долгой войны

Мое возвращение в часть - я это ощущаю - не привело в восторг полкового командира, и его можно поняты зачем нужен боевой части балласт? Здесь не дом инвалидов, не санаторий для долечивания раненых, а я именно из таких: в руке - костыль, ноги в бинтах, палец отгорел - карикатура, а не летчик.

- Чем будешь жать на гашетки? - смотрит на меня командир взыскательно и качает головой.

- Мне все равно - правой или левой нажимать.

- Вначале на земле понажимай... Проверю лично. Не получится - отправлю в отдел кадров армии. Кстати, собаки здесь давно передохли, так что дубина твоя...

Оставлять клюшку в сохранности - плохая примета. Я ее сжег в тот же день, вот со стрельбой швах: правая рука быстро устает, дрожит, в левой - пистолет с непривычки валится набок. Два дня мучился, только вчера добился сдвига, а сегодня уже с обеих рук попадаю неплохо.

Командир Хашин пунктуален, свои приказы не забывает. В десять утра посыльный приносит в овраг фанерный лист с мишенью, устанавливает, меряет шагами дистанцию. Появляются командир с начальником ВВС - воздушно-стрелковой службы полка, - командуют мне:

- Марш на огневой рубеж! Одна обойма.

- С какого положения? - спрашиваю.

- Хоть вверх ногами...

Стреляю, перебрасывая пистолет попеременно с левой руки в правую (мне это кажется эффектным), выпускаю все патроны.

- Гм... Жонглеер... - хмыкает командир и велит посыльному принести мишень, считает пробоины. Я - тоже хмыкаю, но про себя: очки набраны. - Ставь чистую мишень,-приказывает командир солдату и вынимает из своей кобуры хромированный «вальтер». Стреляет навскидку в быстром темпе, выпускает обойму и кивает: «считайте!» Но как сочтешь попадания, ежели черный кружок «яблочка» превращен в труху?

- Понятно? - бросает командир свысока. Он чрезвычайно гордится собственной меткостью - эта его слабость известна нам. «Мне бы твой пистолет, может быть, и я...» - едва сдерживаюсь, чтоб не брякнуть. У командира настроение приподнято, самый раз попросить, чтоб приказал провезти меня на «спарке», авось успею войти в строй до начала наступления.

Идем в сторону штаба, я, как положено, отстаю на шаг от начальства и стараюсь не хромать. Второй спутник Хашина козыряет и сворачивает на стоянку по своим делам. Пользуясь случаем, излагаю свою просьбу. Хашин молчит. Проняло или не проняло его? Беру тоном выше, как пишут в газетах:

- Товарищ командир, у меня особые счеты с фашистами. Память о погибших друзьях как пепел Клааса стучит...

Хашин морщится, меряет меня ироническим взглядом. Вдруг останавливается, говорит как-то скучновато то ли устало:

- Куда тебя черти тянут? Ты ж только выкарабкался с того света! Оклемайся прежде, прийди в себя, на твою долю фашистов хватит. Вот освободим Крым отправлю тебя на месячишко в дом отдыха поднаберешься сил, а тогда...

«Ишь ты! Значит, кто-то штурмовать севастопольские укрепления, а я - в дом отдыха! Лихо! В таком случае придется подзанять у кого-то совести, чтобы позволила мне... Нет уж!» Говорю:

- Прошу разрешения обратиться с рапортом к командиру дивизии о переводе меня в другой полк, где я буду использован для боевой работы.

- Чего-чего?

Хашин слышал меня отлично, поэтому от повторения воздерживаюсь. Вдруг он вскидывает пилотку на затылок, топает ногой.

- Марш к начальнику штаба! Доложите, что я назначил вас бессменным дежурным по КП. До конца войны! Все!

- Есть доложить! - щелкаю каблуками и вижу краем глаза посыльного. Тот бежит к нам, запыхался, кричит на ходу:

- Товарищ командир, вас вызывает дивизия... срочно... и замполита... и начштаба...

Хашин поправляет пилотку, торопливо семенит в штаб, я ухмыляюсь: «Давайте, давайте сматывайтесь, без начальства легче решать скользкие дела..." Направляюсь на стоянку. «Спарка» все еще летает. Навстречу - комэска Щиробать.

- Некрасиво, - говорю, - Максим, не по-дружески. Одним - миг, а другим - фиг?

- Тебе отдыхать приказано. Иди позагорай за капониром.

- С Хашиным снюхались? Курортником решили меня заделать? Так, между прочим, Хашин и иже с ним умотали в управление дивизии, завтра, как видно, на дело лететь, а я, точно ощипанный петух шляюсь по аэродрому. Неужели тебе безразлична моя летная подготовленность? Там, - показал я в небо, - целыми днями катают кого-то, а ты меня не допускаешь к полетам.

- Я не допускаю? Да я без провозных дам тебе допуск!

- Растроган доверием, но без провозных не хочу. Мне нужно не одолжение, а полигон. Хашин сомневается, мол, чем буду на гашетки нажимать. Я бы сказал чем, будь он моим приятелем...

Щиробать разводит руками.

- Сегодня с полигоном крест, мне полигоншики не подчиняются.

- Ну тогда хоть по кругу и в зону?

- «Спарка» отдана на весь день третьей эскадрилье. У них там что-то вроде ЗАПа, сам комэска за инструктора шурует.

- С чего бы это?

- Повеление свыше. Переучивает на «иле» старого грузина.

- Ишь ты! Никак, шишка важная?

- Скажешь... Шишки - те на «яках» да на «азрокобрах» пристраиваются, им жить надо, а на «горбатом»... Ну, ладно, пошли попробуем выклянчить «спарку» на полчасика.