Короткая остановка на пути в Париж

«Представьте себе, дамы и господа, что вы находитесь на телефонной станции... — Старый Фриц всегда обращался к собеседникам, даже если перед ним сидел один человек (даже если вовсе никого не было, но вызрела потребность говорить), так, будто держал речь перед солидной аудиторией. — ...Не на нынешней телефонной станции, где повсюду сплошь автоматические устройства, в зале никого, только маленькие лампочки вспыхивают там и здесь, показывают соединение — на старинной станции, какие были в наше время. Мне пришлось недолго работать на такой в годы войны. Перед вами десятки проводов со штекерами на конце, и вы должны, услышав в наушниках названный номер, быстро схватить нужный штекер и воткнуть его в нужное отверстие на щите. Вы меня поняли, уважаемые дамы и господа?.. Теперь представьте себе, что все эти десятки или сотни проводов лежат перед вами спутанные, кучей, как спагетти в миске, и дырки на щите бессмысленно на вас уставились, потому что вы не помните, какая из них что обозначает, а в этот момент вам в уши кричат номер телефона. От страха, от растерянности, оттого, что ничего другого не в силах сделать, вы хватаете первый попавшийся провод и суете штекер в первую попавшуюся дырку. В итоге Наполеон Бонапарт, вместо того, чтобы отдать приказ о расстановке сил под Ватерлоо или узнать у супруги о здоровье наследника, беседует с китайским императором Вень Гуном или ближайшей службой такси... Примерно то же самое происходит в нашем мозгу с наступлением старости: время невозвратимо пожирает большую часть нервных клеток, а оставшихся слишком мало, чтобы найти нужный номер. И врач, побеседовав с вами несколько минут, печально качает головой и пишет в вашей карточке неприятное слово деменция, и вы всё чаще слышите возле себя имя доктора Альцгеймера...»

3

Холл был всегда красиво убран, персонал об этом заботился. Каждые несколько месяцев оформление интерьера менялось. Помещение являло собой то охотничью хижину, то старинную кухню с очагом и полками посуды дедовских времен, то деревенский сарай, где по стенам были развешаны тележные колеса, дуги и упряжь, который затем уступал место выставке современно художника. Один угол был отгорожен высокой до потолка сеткой, за ней птицы щебетали, перепархивая в ветвях стоявшего в кадке дерева. Была еще и одинокая, всеми любимая птица Керри, обитавшая в отдельной клетке, — большая, черная с ярким желтым ожерельем; скрипучим голосом она охотно произносила разные слова, например: алло, морген или (сглатывая) ауфвидерзеен. Но как бы ни преобразовывалось пространство холла, одно оставалось неизменным — большой транспарант на стене напротив окна, под часами (циферблат изображал улыбающийся круг солнца).

Mach es wie die Sonnenuhr —

Z"ahl die sch"onen Stunden nur! —

стояло на нем. То есть: поступай, как солнечные часы — считай лишь счастливые часы!

4

В холле властвовал Старый Фриц — так называли все этого удалого поджарого старика с обветренным лицом морехода и светлыми, веселыми, как новый серебряный талер, глазами. На самом деле был он не Фриц и не Фридрих, и уж тем более не Фридрих Великий, чье легендарное имя — Старый Фриц — он присвоил или получил где-то когда-то: как бы там ни было, все называли его Старый Фриц.

Старый Фриц был замечательный эрудит. Кажется, не возникало проблемы, в которой он чувствовал бы себя несведущим, разговора, в котором не имел бы сообщить собеседникам что-либо интересное. Говорили, будто прежде он преподавал в гимназии историю и географию, ему приписывали также какие-то таинственные эзотерические путешествия по Востоку, сам он объяснял свои обширные познания тем, что в детстве был мелким и низкорослым: когда он садился за стол, матушка подкладывала ему под задницу толстенный энциклопедический лексикон. — «Я впитывал всё, что там написано, как растение всасывает соки земли». Даже по территории доктора Лейбница — в пространстве медицины — Старый Фриц прогуливался уверенно, как по собственной комнате.