Короткая память

– Вот я и боюсь, что Нина вырастет такой же. Очень боюсь.

– Погоди… А сколько сейчас Нине?

– Шестнадцать недавно исполнилось.

– Да, взрослая уже девица. Пора бы уже и поумнеть. И начать понимать кое-что в жизни. Видит же, как отец стремится с ней контакт наладить! Другой бы позвонил раз или два и не стал бы звонить больше. Мол, не хочет – не надо. А ты… Я просто удивляюсь твоему упорству, Паш! Хотя, наверное, я не права, я со своей колокольни рассуждаю. У меня ведь детей нет. Может, и я бы на твоем месте так же упорствовала. Но нет детей, и не будет, скорее всего. Не верю я уже ни в какие чудеса. Мне уже сорок лет исполнится через неделю.

Павел хотел ей что-то сказать, но она ему не позволила. Знала, что он сейчас скажет – про ребенка. Утешать начнет. Мол, не поздно еще… Не хотела она утешений, да и жалости к себе не любила. А утешение – это ведь и есть форма жалости? Нет, нет… И потому спросила быстро, придав лицу озабоченность:

– Кстати, а как будем праздновать? Дома всех соберем или в ресторан пойдем?

– Давай дома… Так хорошо у нас дома… – откликнулся Павел. – И погода отличная. Можно столы на лужайке накрыть.

– Хорошо. Как скажешь, Паш… Я тоже думаю, дома лучше.

Вдруг пошел дождь – легкий, серебряный, почти бесшумный. Будто подарок к их общему празднику. И настроение стало другим, более романтическим. Ольга протянула руку, дотронулась своими пальцами до его пальцев, проговорила тихо:

– Семь лет, надо же… Даже не верится. Семь лет – как один день… Будто вчера все это было! Колесо на машине спустило, и ты его поменял… А потом я твоего звонка долго ждала и уже отчаялась…

– Да не сочиняй! Я тебе на следующий день уже позвонил! И в кафе тебя пригласил!

– Да? А мне это ожидание почему-то очень долгим запомнилось. Думала, не доживу! Хотела сама звонить, да не смела.

– Ты? Не смела? По-моему, это не про тебя, Оль!

– Ну я же девочка все-таки. А девочки первыми не звонят! А позвонить очень хотелось! Просто вся измучилась, думала, ни дня больше не переживу, если не скажу, как я люблю тебя!

– Значит, девочке первой звонить нельзя, а в любви признаваться можно? – тихо засмеялся Павел. – Что ж ты тогда первой не призналась, что любишь?

– Так ты меня опередил… Помнишь? Как сели в кафе за столик, так сразу и брякнул – люблю тебя! Смешные мы с тобой были…

– Ну, мне было не до смеха, положим. Я же просто с ума сошел тогда! Я больше не мог без тебя… Понял, что жизнь моя круто меняется, и сделать с этим ничего уже не могу. Только долго не решался на шаг… Ну, ты понимаешь…

– Да, понимаю. Ты был не свободен. Честный, женатый, благородный. Должен, обязан нести свой крест. А скажи честно – ты не жалеешь?

– Нет. Мне даже странно, что ты об этом спрашиваешь.

– Но ведь ужасно мучаешься виной перед дочерью… Мы только что говорили об этом…

– Да, мучаюсь. Но мои муки – они как бы отдельно во мне от тебя… Ты – это ты, а дочь – это дочь. Я не знаю, как это правильно объяснить…

– Да не надо объяснять, я понимаю. Я все понимаю, Паш. Прости…

– За что, Оль?

– За глупый вопрос. Я знаю, что ты ни о чем не жалеешь. Значит, мы решили дома отмечать, да? А кого позовем?

– Ну, это же твой день рождения… Ты и командуй.

– Хорошо… Алиску звать будем? Или ее не надо звать, сама придет? Помнишь, как она к нам в первый раз заявилась?

– О да… Прекрасно помню. Я приехал с работы, а она на террасе сидит, вот в этом самом шезлонге. Вальяжно так сидит, как у себя дома. Я спрашиваю – вы кто такая, что здесь делаете? А она мне гордо так отвечает – я подруга твоей жены, между прочим! Я удивился – мол, простите, не знаю такой подруги… А она в ответ – и правильно, что не знаешь! Я детдомовская! Вот Олька меня сразу узнает, когда увидит, и страшно обрадуется! Детдомовские своих не забывают…

– Да, удивительно, как она меня отыскала… – задумчиво улыбнулась Ольга. – Говорит, долго по следу шла…

– А помнишь, как ты ее не узнала? Она даже обиделась, помнишь?

– Конечно, помню! Я ведь тоже, как ты, увидела ее на террасе и спрашиваю – вы кто такая, что здесь делаете? А она заморгала и смотрит на меня исподлобья, и чуть не разревелась от обиды. Потом прошептала тихо так – бессовестная ты, Олька… Ты же обещала, что не забудешь меня никогда… Только тут до меня и дошло – это же Алиска, господи! Моя детдомовская подружка! То же самое лицо в конопушках, те же непослушные рыжие вихорки! Выходит, она меня все же нашла… Я тогда и сама чуть не расплакалась, честное слово.

– Ну еще бы! Это надо Алису знать! Все равно бы нашла, я думаю!

– Да, она вообще такая – очень упорная, бестия рыжая. Идет по жизни с кулаками. Да, Алиску обязательно пригласим… Хотя ее и приглашать не надо – сама придет. Как там, забыла… «Я к вам пришел навеки поселиться, надеюсь я найти у вас приют»? Так и получилось, что ж. Теперь Алиска – почти член семьи… Куда ж без нее-то?

Они посмеялись тихо, но не злобно, по-доброму. Ольга сквозь смех продолжила: