Короткая память

Соня, Соня… Как же я любил тебя, милая. Как увидел в первый раз, так и пропал. И ведь увидел-то при совсем неромантических обстоятельствах – на допросе по делу об убийстве. Соня свидетельницей была, видела, как убийца вошел в квартиру к жертве. Спускалась с верхнего этажа и увидела. Правда, следствию ничем особенным помочь не смогла – как можно разглядеть человека со спины?

А на допросе испуганная была, таращила на него зеленые глаза, сжимала нервно ладони. Даже не поняла, как и когда он в этих глазах пропал… И очень удивилась, когда он потом позвонил и предложил увидеться. И согласилась, видать, с перепугу. Так у них все и закрутилось тогда. Он думал, просто интрижка будет, легкая прогулка. Тот самый левак, который укрепляет брак. Тем более что брак у него был крепкий. Надежный тыл, как говорят. С Маргаритой они – со школьной скамьи… Да, были у него свои амурные развлечения, но редко. А какой мужик без них в браке живет, интересно?

Как выяснилось, даже такой крепкий брак может дать трещину. И весь надежный тыл может полететь к чертовой матери. Влюбился в Соню так, что дышать не мог…

Она была такая тоненькая, хрупкая, болезненная. Все время защищать ее хотелось, радовать, на руках носить. У него сердце ныло, когда думал о ней. А думал он о ней все время и стал походить на сентиментального придурка, и Соня еще и подсмеивалась над ним:

– Вань… У тебя опять лицо глупое, как у гастарбайтера Джамшута! Странно даже, почему тебя твои друзья Штирлицем кличут? Совсем ты на него не похож, Вань!

– Так это из-за фамилии… Штирлиц – полковник Исаев, а я – капитан Исаев.

– Вот когда до полковника дослужишься, тогда и поговорим! – смеялась Соня, хитренько прищурив глаза. – А пока ты только на Джамшута тянешь, Вань!

Он смеялся вместе с ней, и таял в этом смехе, и понимал, что пропадает, что не может с собой совладать… Надо домой идти, а оторваться от Сони невозможно. Себя еще можно оторвать, а душа с ней останется.

В какой-то момент это раздвоение стало таким мучительным, что он понял – надо решать. Решать, как жить дальше.

И решил. И действовал тоже решительно. То есть объявил Маргарите сразу, без предисловий и извинений, – ухожу, мол, другую люблю. Она не ждала и не поняла ничего в первый момент. Стояла и смотрела на него так, будто он ей нож в спину воткнул. Потом, конечно, в себя пришла… И Юрка все слышал из своей комнаты. А он еще и к нему тогда поперся с объяснениями, дурак. Говорил ему что-то, а самому быстрее уйти хотелось.

Теперь, когда вспоминал о тех днях, удивлялся с болью – почему он тогда совсем о Юрке не думал? Почему понадеялся, что сын его поймет и простит и никуда из его жизни не денется? Что будет приходить к ним с Соней, что они подружатся, что она его даже полюбит…

Вот же глупости. Какие же глупости могут приходить в голову влюбленному дураку. Хотя ведь есть мужики, у которых все именно так и получается, правда? И дети их все равно любят, и в семьи приходят, и с новыми женами дружат… Почему, почему у него так не получилось, почему? Интеллекта не хватило, что ли? Ума, настойчивости, доброты? Любви не хватило? Может, Юрка и прав, что не может ему простить?

А Соня очень расстраивалась по поводу Юрки. Все время себя винила, что стала разлучницей. Даже пыталась сама Юрке звонить, но он даже и разговаривать с ней не стал. И все время спрашивала у него:

– Ну как же так, Вань? Неужели ты нисколько не переживаешь, что он с тобой не общается?

– Почему же, переживаю… Очень даже. Просто у него сейчас возраст такой – все в штыки принимает. Вот вырастет – и поймет, что у мужика всякое может в жизни быть… Но в любом случае отец всегда остается для сына отцом.

– Не знаю, Вань… – вздыхала Соня. – Я бы на твоем месте не была так уверена… У тебя ведь только один сын, других не будет. Жаль, что я тебе не могу ребенка родить, Вань…

Да, с детьми у них не получалось. Соня в детстве какую-то серьезную болезнь перенесла, забеременеть не могла. Но ребенка очень хотела. Однажды предложила ему боязливо:

– Может, мы ребенка из детдома возьмем, а, Вань? Как ты на это смотришь?

Могла бы и не бояться – он все для нее хотел. На все был готов. Казалось, с каждым годом любит ее все больше, все отчаяннее. Будто эта отчаянность была тем самым предвестником большой беды.

Ребенка из детдома они так и не взяли. Не успели. У Сони обнаружили онкологию, с которой они боролись долгих пятнадцать лет, но победить не смогли. Он до сих пор помнит их тот последний разговор в больнице… Соня ненадолго пришла в себя, смотрела на него с улыбкой, говорила тихо:

– Это я во всем виновата, Ванечка, только я… Жизнь тебе испортила, получается. Не надо было мне тебя из семьи уводить…

– Ну что ты говоришь, Соня, что? – изо всех сил пытался он не разрыдаться. – Ну зачем, Соня…

Но она его будто не слышала, продолжала тихо: